Ослепительный оскал - Росс МакДональд

Я миновал несколько сельских почтовых ящиков на столбах у въездов на крутые дороги. Почтовый ящик номер 2712, с надписью «Высокие холмы, Н. Уилдинг», находился на лысой красной глыбе. Дорога к Уилдингу спускалась к расчищенной площадке почти на самом дне каньона. Маленький каменный дом крепко сидел между большими дубами и площадкой.

По двору бегали цыплята породы бантам. Старая охотничья собака недоверчиво посмотрела на меня, недовольно тявкнула и подняла одну бровь, но не выбежала к машине. Я поставил машину на тормоза и вышел. Собака апатично зарычала на меня, не двигаясь с места. Старая курица подбежала ко мне, кудахтая и хлопая крыльями, но в последний момент свернула к деревьям. Где-то внизу, в зарослях каньона, ребятишки испускали воинственные индейские кличи.

Человек, вышедший из каменного дома, вполне мог сойти за индейца. На нем были грязные парусиновые шорты и сандалии, а все остальное было обнажено и почти почернело от солнца. Прямые черные волосы с седыми прожилками свисали ему на уши.

– Хелло, – сказал он, исполняя молчаливую увертюру на своих ребрах, похожих на стиральную доску. – Разве не отличный денек? Надеюсь, вы обратили внимание на характер освещения. Оно совершенно особенное. Уистлер мог бы передать его на полотне, а я – нет.

– Мистер Уилдинг?

– Конечно.

Он протянул запачканную краской руку.

– Рад вас видеть. Рад видеть кого угодно и что угодно. Вам когда-нибудь приходило в голову, что свет создает ландшафт, так что в некотором смысле мир создан дневным светом? Я так считаю.

– Я никогда об этом не думал.

– Так подумайте, – искренне посоветовал он. – Свет создает ландшафт из древнего черного хаоса. Мы, художники, реагируем на него. Сегодня утром я не могу ступить и шагу, не чувствуя того, что чувствовал сам бог на второй день творения. Или это был третий? Но это, собственно, не имеет значения. Сам я утратил связь со временем. Я живу в чистом пространстве.

– Моя фамилия Арчер, – успел я сказать, прежде чем утонул в шквале слов. – Две недели назад...

– Извините, я был невежлив. Я так редко вижу людей, что становлюсь настоящим граммофоном, когда встречаюсь с ними. Арчер, вы сказали? Вы, случайно, не родились под знаком созвездия Стрельца? Было бы забавно, если это так.

– Мое имя Сагитариус[1], и это очень любопытно. Даже более любопытно, чем вы можете себе представить.

Уилдинг издал высокий громкий звук, подобно смеющийся птице – имитацию человеческой радости. Гулкое эхо его смеха было возвращено голосами ребятишек из зарослей.

– Но, помимо всего прочего, кто вы? – спросил он. – Входите и выпейте чашку чая. Я только что заварил.

– Я детектив. – Работаете по делу Синглентона?

– Да.

– О!

Он не стал повторять приглашения к чаю.

– Я уже рассказал все, что знал и не могу сообщить вам ничего нового.

– Я работаю один. С остальными я не беседовал и не знаю, что им известно и о чем они думают. У меня создалось впечатление, что он мертв. – Чарльз мертв?

Удивление или иное чувство пробилось сквозь дубленую кожу его лица и оставило его нахмуренным.

– Это было бы зря. Ему только двадцать девять. Почему вы считаете, что он мертв, мистер Арчер?

– По аналогии. Вчера была убита женщина, и вероятно потому, что она знала, что с ним случилось.

– Блондинка? Ее убили?

– Цветная женщина.

Я рассказал ему о Люси.

Он по индейскому обычаю сел на корточки и, опершись локтем левой руки на голое колено, стал рисовать указательным пальцем на земле. Он изобразил подобие гроба и в нем застывшее длинное лицо, немного похожее на его собственное. К нам подошел петух и остановился, наклонив голову.

Уилдинг выпрямился и, прикрыв глаза, указал на рисунок.

– Это символ вашей работы в самой грубой форме. Иногда я спрашиваю себя, не изменила ли моя матушка отцу с индейцем из племени навахо.

Он стер ногой рисунок, продолжая беспрерывно говорить:

– Художник извлекает из событий образы. А что делают другие люди, мистер Арчер? Страдают от них?

– Думаю, ваш друг Синглентон именно так и делал. Насколько мне известно, он ведь был вашим другом?

– Конечно. Я знал его, когда он был еще школьником. Одно время я преподавал в Эройо-Бич, до того, как мои картины стали покупать. И сюда он приезжал каждое лето, в течение почти десяти лет. Отсюда виден его дом.

Он указал на северную часть каньона. В километре отсюда, неподалеку от начала каньона, среди дубов сумрачно поблескивало приземистое строение из коричневых просмоленных бревен.

– Я сам помогал ему строить дом, летом 1941 года. В нем только одна комната, но Чарльз всегда называл ее студией. Он вернулся после первого курса в Гарварде с намерением стать поэтом. Обстановка в доме матери, в Хилл, сковывала его. И мать, и ее дом – не знаю, знакомы ли они вам – закостенели в традициях, совсем не в тех традициях, которые способны разбудить воображение поэта. Чарльз приезжал сюда, чтобы убежать от этого. Он называл каньон юдолью своих духовных поисков. – Мне бы хотелось взглянуть на его дом.

– Я поеду с вами.

Уилдинг живо двинулся к моей машине, я пошел за ним. Мы выбрались на малой скорости на песчаную дорогу, поднимавшуюся по склону каньона и вскоре подъехали к почтовому ящику с фамилией Синглентон. Я снова свернул на дорогу, спускавшуюся по склону. Неподалеку в естественной котловине между горными отрогами стоял рубленный дом. Остановившись перед ним и выйдя из машины, я увидел, что дверь опечатана.

– Вы не сказали мне, что дом опечатан, – обратился я к Уилдингу. – Разве шериф подозревает насильственную смерть?

– Об этом он не сообщал мне, – сухо ответил художник. – Когда я рассказал ему о выстреле, который слышал, он, видимо, не принял это всерьез.

– О выстреле?

– Прошу прощения, я думал, что вы знаете. В субботу ночью я услышал с этой стороны звук выстрела. В период охотничьего сезона здесь часто слышны выстрелы, и я не придал этому значения. Во время допроса на прошлой неделе, я, конечно, упомянул об этом. После этого, надеюсь, здесь все обследовали, но ни пули, ни чего-либо конкретного не нашли.

– Если она засела в Синглентоне, то вполне понятно, почему ее не нашли.

– Помилуй боже, – сказал художник. – Вы действительно полагаете, что Чарльза застрелили в его собственном домике?

– Власти, должно быть, тоже решили, что здесь что-то произошло, иначе они бы не стали здесь рыться. Что вы еще слышали в ту субботнюю ночь?