Мир пауков. Пустыня - Колин Генри Уилсон

– Бедный мальчик! Устал, наверное. Сейчас поешь и пойдешь отдыхать. Она церемонно поклонилась Каззаку, чуть коснувшись пола правым коленом и, взяв юношу за руку, повела его из зала. Мерлью махнула вслед рукой, весело крикнув:

– Увидимся!

Они миновали еще один коридор, идущий чуть под наклоном, – вероятно, в жилые помещения. Найл думал, что это будет одна на всех большая комната, однако вопреки его ожиданиям очутился в просторном зале с ответвляющимися от него проходами.

Больше всего юношу изумляли почти идеально ровные стены и четкие прямоугольники дверных проемов. Продуманность планировки, тщательность отделки – все здесь было необычным для того, кто вырос в пустыне. Стефна остановилась возле двери в боковом проходе. Две ступени вели вниз, в просторную квадратную комнату, где на полу лежала тростниковая циновка. Там же были сиденья – широкие, гладкие, выточенные из дерева, и приземистый деревянный же столик метра полтора в поперечнике. Через невысокую дверь в комнату заглянула темноволосая девочка-подросток.

– Иди-ка сюда, Дона, – позвала Стефна. – Познакомься, это твой двоюродный братец Найл. Девочка, подойдя, застенчиво потупилась и робко прикоснулась к предплечью юноши. Найл окинул ее быстрым взглядом: большие карие глаза, чуть смуглая кожа, и лет ей, наверное, не больше двенадцати. Несмотря на заверения, что он не голоден, Стефна взялась за стряпню. И тут совершенно неожиданно на Найла навалилась запоздалая усталость – такая, что глаза смыкались сами собой, а голова стала каменной, тяжелой. Кстати, была именно та пора суток, когда путники обычно располагались на дневку. Сам-то Найл выспался последний раз как следует лишь в той огромной крепости на плато. Невнятно пробормотав извинения, он лег на постель из листьев и тростника, расслабился и, стараясь не заснуть, начал отвечать на расспросы Доны. Из коридора в комнату то и дело заглядывали любопытные лица ребят, и Найл быстро сообразил, что всем хочется взглянуть на него. А Доне, наверное, завидуют: гость-то остановился именно у нее. Девочке же явно нравилась роль хозяйки, и вскоре она совсем освоилась, да и Найл поймал себя на том, что ведет себя с ней как с сестренкой Руной – ему стало так легко, что он забыл об усталости и принялся рассказывать обо всем, что ему довелось увидеть.

Дону так поразила его история о походе в страну муравьев, что пришлось повторить ее еще раз.

Когда наконец сели за стол, Найл вдруг почувствовал, что есть-то, оказывается, ох как хочется (может, потому, что здесь не так жарко), к тому же различные кушанья чудесно пахли, да и вкус у них был отменный. За едой он отвечал на расспросы Стефны, однако стоило юноше утолить первый голод, как он сразу почувствовал, что его неудержимо клонит в сон. К счастью, вскоре подошел отец, и главное внимание переключилось на него Беседу Найл в основном пропустил мимо ушей, ибо уже откровенно клевал носом.

В конце концов их с отцом отвели в небольшую комнату с постелями из травы, накрытыми сверху матерчатыми покрывалами. Постели оказались восхитительно мягкими, и вскоре Найл уже спал безо всяких сновидений. Проснувшись, юноша обнаружил, что возле постели сидит Дона, терпеливо дожидаясь, когда он откроет глаза. Через час, сказала девочка, начнется пир в честь гостей, такова воля Каззака. А пока она покажет, где можно умыться, и проведет по «дворцу» (сами обитатели называли его просто убежищем). Найл поразился, узнав, что под этим уровнем помещений находится еще один. Добравшись в свое время сюда, люди потом углубились еще на тридцать метров и выкопали несколько котлованов.

На этом этаже находились помещения общего пользования, а также места, где обитатели «дворца» справляли естественные надобности. Здесь существовала удивительно хитрая система канализации: отходы удаляла целая армия навозных жуков. Помимо этого жители Диры приучили к работе муравьев и серых пауков. Муравьи были из тех, что «выгуливают» дающих нектар зеленых афидов. Глубоко в толще стен трудяги прорыли целые катакомбы, где устроили гнезда, в которых подрастали личинки тли. Когда наступала пора, муравьи вытаскивали их на белый свет и относили в зеленые кущи, окаймляющие берег озера. Там насекомые их пасли, как заправские пастухи по несколько раз на дню доили нектар, один из самых главных продуктов питания во «дворце». Пауков держали, чтобы добывать шелк, который после обработки терял клейкость, и сырье затем перерабатывали в материю. Существовали мастерские, где женщины ткали из хлопка и паучьего шелка ткани. Были целые цеха, где трудились каменотесы, обрабатывая громадные глыбы, что привозили издалека на колесах-барабанах. Ими выкладывали новые галереи и коридоры. В подземном городе постоянно кипела работа, словно в муравейнике. Не для того только, чтобы обеспечить каждого жителя едой и одеждой – хотя это, разумеется, прежде всего. Дело было еще и в том (Найл уяснил это почти сразу), что одной из главных бед подземного существования была обыкновенная скука. Лишь очень немногие из жителей Диры выходили наружу чаще одного раза в месяц, да и то на час, не больше.

Смертоносцы знали, что где-то в окрестностях соленого озера обитают люди: много лет назад во время повальной облавы они захватили несколько сотен пленников (Джомар, дед Найла, угодил в рабство именно тогда). Но в те годы люди обитали и в других местах, в пещерах возле заброшенного города, миль на десять ближе к побережью.

После той облавы люди рассеялись по пустыне. Многие умерли. А потом Каззак сплотил оставшихся, и с помощью огня они выжили из подземного лабиринта на границе с пустыней колонию муравьев-листорезов. Так возникло убежище. За два десятка лет оно превратилось в неприступную крепость. Вмурованные в стены тяжелые глыбы не только защищали от оползней, но и не давали проникать сюда случайным насекомым.

Еще больше об истории Диры и ее жителей Найл узнал в тот вечер на пиру. Ели за низкими столиками из древесных спилов. Полы устилали шкуры животных. Искусные и опытные руки творили чудеса: в некоторых ковриках шкурки мелких грызунов исчислялись десятками. Улф сидел по правую руку, Найл слева от Каззака. Голос старца отличался глубиной и проникновенной силой. Каззак рассказывал, как они случайно обнаружили в крепости на плато орудия труда: металлические топоры, пилы, молоток и клещи – и как по фрескам на стенах гробниц учились с ними обращаться.

Каменные глыбы доставлять приходилось по ночам – не приведи небо, могли заметить паучьи дозоры. Даже пастухи, присматривающие за муравьями, выгоняли свое «стадо» за час до рассвета, а возвращались лишь с наступлением темноты.

Главную трудность на первых порах составляло освещение. Хотя в здешних местах в изобилии водились жуки-меднотелы, из которых можно добывать масло для светильников, на нужды всего населения этого не хватало. Но вот один из жителей, исходивший в свое время другой берег озера, рассказал, что есть там небольшой заливчик, на поверхности которого пузырится какое-то черное, жирное, маслянистое вещество, которое пахнет почти так же, как горелое масло. Каззак отправил двоих на разведку. Как он и ожидал, что эта вязкая жидкость (которая оказалась нефтью) неплохо горела, давая при этом, правда, обильную копоть. Небольшой же язычок огня копоти не давал. Тогда в жидкость стали подмешивать масло меднотела, и с той поры в городе появилась своя система освещения.