Добрым словом и револьвером - Алексей Махров

— Альбертыч, не хочешь возглавить генштаб? — тихонько, чтобы не услышал вертящийся рядом Куропаткин, спросил император.

— Нет, Олежек, рановато мне! Авторитет пока небольшой, не примут меня твои вояки, начнут приказы саботировать. Да и в разведке дел хватает!

— Ладно, позже поговорим, наедине! — император кивнул и вернулся на свое место.

— Алексей Николаевич! — привлек он внимание начштаба, продолжавшего, для чего-то, пялиться на карту.

— Да, Ваше Императорское Величество! — строго по уставу, хотя вполне мог обойтись обращением «государь», ответил Куропаткин. Видимо, чувствовал свою вину за неудачное выступление.

— Алексей Николаевич, переделайте ваш план с учетом замечаний генерала Целебровского!

После этих слов императора по залу снова прокатился сдержанный гул — штабные мычали с закрытыми ртами «Ну, ни хуя себе!»

— Да, господа, вы не ослышались! С этого момента Виталий Платонович Целебровский — генерал-майор, а его управление подчиняется напрямую мне, минуя Главный штаб.

Часть 2. Глава 4

Глава 4

Интерлюдия . Где-то в Зимнем дворце

Утро выдалось ясным и радостным. Она проснулась от того, что Никки — её и только её Никки! — осторожно положил на ее подушку свежесрезанную орхидею. Наверное, он очень старался не разбудить ее, но…

Императрица Татьяна, урожденная Гогенцоллерн, для домашних — Моретта, подарила мужу улыбку и потянулась обнять его, но Никки каким-то легким, танцующим движением увернулся от её рук:

— Малышка, я грязный, потный и противный, — сообщил он весело. — Вот сейчас ополоснусь и тогда я весь твой.

— Весь-весь? — она состроила лукавую гримаску, но муж уже скрылся за дверью, откуда донесся шум текущей воды и его шипение: вода была холодной. Моретте оставалось только вздохнуть: весь-весь её он не станет никогда. И дело не в его «русской гимнастике», которой он упрямо занимается каждое утро, а в том, кто ее муж. Повелитель огромной Империи, раскинувшейся на два континента, омываемой водами трех океанов, он вечно занят. Раньше она обижалась: ей даже казалось что, Никки к ней охладел. Но потом поняла: он не может иначе. Он любит ее, любит сильно и страстно, но еще сильнее он любит свою Родину, свою Империю и эту любовь ничто не сможет одолеть. И, поняв это, Моретта смирилась, согласившись довольствоваться той любовью, что еще оставалась у него от любви к России...

Она вылезла из-под легкого одеяла, накинула шелковый халат и уселась к зеркалу. Прическу сейчас делать не требуется: на сегодня не назначено ни приемов, ни официальных выходов, хотя муж и его ближние упорно считают 8 марта женским праздником. Почему? Бог ведает! Кроме них об этом «празднике» никто никогда не слышал, Моретта несколько раз опрашивала своих фрейлин — как русских, так и немок. А и ладно! Зато столько теплоты и внимания от настоящих мужчин во главе с ее единственным и неповторимым супругом.

Но ведь сегодня обязательно приедет «милый друг» Graf Rukavishnikoff, привезет свои «обычные» подарки — нигде и никогда никем не виданные технические новинки. Так что все-таки надо нанести легкий макияж и немного причесаться. Хорошо, что она уже давно догадалась схитрить: сделала себе короткую стрижку. Все равно под головным убором незаметно, а так намного удобнее.

Моретта еще водила щеткой по волосам, когда сзади ее обнял Никки:

— Ну, как мы себя чувствуем? — узкая сильная ладонь легла ей на живот. — Как там наследник или наследница?

Она слегка покраснела — не столько от смущения, сколько от удовольствия. Скоро, совсем скоро она станет матерью наследника или… In dem Arsch! Никакого «или»! Будет наследник! Которого они назовут Александром в честь мученически погибшего свекра! И он будет расти таким же сильным и мудрым, как её Никки… Даже умнее и сильнее, потому что он тогда станет править сам, а они с Никки уедут на отдых в Крым, в этот алмаз России, в такую красивую Ливадию.

Размечтавшись о крымских красотах, она даже не заметила, как Никки укрепил в её волосах орхидею, как подхватил под руку, и опомнилась только когда за столом, её дружно поприветствовали телохранители:

— Доброго утра, матушка-императрица! Как почивалось?

Она благосклонно кивнула стоящим возле стола ближним людям мужа. Шелихов подвинул стул, а Таканобу Хасуда, в крещении — Матвей, коротко поклонившись, подал ей салфетку. После чего все дружно уселись за стол, и Моретта с японцем прочли молитву. Она привычно подумала, что получается странно: самыми религиозными в окружении Никки оказались она и японцы, а природные «русаки» разве что бегло перекрестят лоб своим православным, зеркальным крестом — и все. Подумала и тут же забыла, потому что Никки отодвинул от нее кофейник.

— Милая, кофе — отличный стимулятор, но у тебя и так повышенный тонус, так что до родов тебе бы лучше обойтись слабеньким чаем с молоком.

Муж сказал это так твердо, что она не решилась спорить. Только сказала, что чай ей не нужен, и лучше уж она просто выпьет теплого молока. Или сливок. Или… Придумать она не успела: перед ней тут же оказался высокий стакан, в который Махаев, уловивший кивок своего императора, тут же опростал весь сливочник.

Она рассеяно жевала, пила вкусные жирные сливки, краем уха прислушиваясь к разговорам мужчин за столом. Никки, как обычно, быстро пробегал глазами газеты, ухитряясь одновременно отвечать на вопросы своих товарищей. Вот генерал Гревс, который почти всегда завтракает вместе с ними, спросил про каких-то сербов, и муж, не отрываясь от газеты, велел наградить их орденами. Причем почему-то Белого Орла…

За этими разговорами завтрак прошел быстро. В сопровождении статс-дамы и двух своих фрейлин Моретта ушла к себе. Переоделась в платье для домашних приемов, а попутно обсудила с Анной Карловной Энгельман новую шляпу. Продиктовала фрейлине Лиховской письмо в Екатерининский институт, в котором горячо благодарила воспитанниц, преподавателей и лично начальницу, Варвару Александровну Нейдгардт, за то, что, узнав о ее, Моретты, беременности, старшие воспитанницы взялись сами вышить белье для новорожденного наследника престола. Кроме того, дважды в день в институтской церкви Святой Екатерины теперь обязательно возносят молитву о здравии благодатной императрицы Татьяны и просят даровать престолу Российскому наследника. Диктуя, подумала, что надо бы проведать госпожу Нейдгардт: в последнее время старушка сильно сдала. Тут же испугалась: вдруг это повредит ребенку? Попросила фрейлину пометить: непременно спросить доктора Пеля, можно ли ей навестить престарелую Варвару Александровну или нет? Уже собиралась выйти прогуляться по Гатчинскому парку, но тут внезапно двери