Граница вечности - Кен Фоллетт

— Мы не знали, — сказал он дрожащим голосом, — мы не знали, что ты приедешь.

— Я решила держать это в строжайшей тайне, — пояснила Ребекка.

— Это опасно? — спросила Карла.

— Конечно, — ответила Ребекка. — Но Валли решил рискнуть.

Потом вошла Каролин со своей семьей. Как и все остальные, она не сразу узнала Валли, а узнав, вскрикнула.

— Здравствуй, Каролин, — проговорил Валли. Он взял ее за руки и поцеловал в обе щеки. — Какая радость снова увидеть тебя.

Вмешался Одо:

— Я Одо, муж Каролин. Рад наконец с вами познакомиться.

Лили обратила внимание, как в этот момент по лицу Валли пробежало мимолетное выражение, заставившее ее подумать, что он увидел в Одо нечто, поразившее его.

Мужчины доброжелательно пожали друг другу руки.

— А это Алиса, — сказала Каролин.

— Алиса? — воскликнул Валли. Он с изумлением посмотрел на шестнадцатилетнюю девушку с длинными светлыми волосами, скрывающими ее лицо. — Я написал о тебе песню, когда ты была маленькой.

— Я знаю, — произнесла она и поцеловала его в щеку.

— Алиса все знает, — вмешался Одо. — Мы рассказали ей, когда она стала достаточно взрослой, чтобы понять.

Лили подумала, услышал ли Валли нарочитую нотку добродетельности в голосе Одо, которую она заметила. А может быть, она ошиблась, или же она чересчур чувствительна?

Валли не спускал с Алисы глаз:

— Я люблю тебя, но Одо вырастил тебя. Я никогда этого не забуду, уверен, что и ты так же.

Голос у него сорвался. Потом он совладал с собой и обратился ко всем:

— Давайте сядем за стол и поедим. Сегодня счастливый день.

Лили предположила, что за всё заплатил Валли.

Они все сели за стол. Несколько мгновений они держались, как не знакомые друг другу люди, чувствуя неловкость и придумывая, что сказать. Потом несколько человек заговорили одновременно, задавая Валли вопросы. Все засмеялись.

— Давайте по очереди, — сказал Валли, и все почувствовали себя раскованно.

Валли рассказал, что у него роскошная квартира, занимающая последний этаж высотного дома в Гамбурге. Он не женат, хотя у него есть любимая девушка. Раз в полтора или два года он ездит в Калифорнию и четыре месяца живет на ферме у Дейва Уильямса, и они делают новый альбом с «Плам Нелли».

— Я наркоман, — признался он, — но вот уже семь лет я не употребляю наркотики. В сентябре будет восемь. Когда мы даем концерт с группой, перед моей артистической уборной стоит охрана и проверяет, нет ли наркотиков у тех, кто идет ко мне. — Он пожал плечами. — Может быть, это странно, но иначе нельзя.

Валли тоже задавал вопросы, особенно Алисе. Когда она отвечала, Лили смотрела на сидящих за столом. Это ее семья: родители, сестра, брат, племянница, ее подруга, с которой она выступала. Как она счастлива, что они все сидят в одной комнате, едят, разговаривают и пьют вино.

И у нее промелькнула мысль, что в некоторых семьях так бывает каждую неделю и они считают это в порядке вещей.

Лили наблюдала за Каролин и Валли, сидящими рядом друг с другом. Им было хорошо и весело. Если бы события развивались иначе, думала Лили, если бы Берлинская стена рухнула, могла бы их любовь вспыхнуть с новой силой? Они были еще молоды: Валли — тридцать три, Каролин — тридцать пять. Лили прогнала эти мысли. Это были досужие рассуждения, глупая фантазия.

Валли рассказал для Алисы историю побега из Берлина. Когда он дошел до того места, как он всю ночь ждал Каролин, которая не пришла, она перебила его.

— Мне стало страшно, — призналась она. — Страшно за себя и ребенка, который был во мне.

— Я не виню тебя, — сказал Валли. — Ты поступила правильно. И я поступил правильно. Неправильно было то, что существовала стена.

Он рассказал, как он прорвался через контрольный пункт, сбив шлагбаум.

— Я никогда не забуду того человека, которого я убил, — произнес он.

— Это была не твоя вина — он стрелял в тебя.

— Я знаю, — согласился Валли, и Лили почувствовала по его голосу, что наконец он смирился с этим. — Я об этом сожалею, но не чувствую своей вины. Я поступал правильно, когда бежал, а он неправильно, когда стрелял в меня.

— Как ты сказал, — заметила Лили, — неправильно только то, что существует стена.

Начальник Камерона Дьюара — Кит Дорсет был низкого роста, толстый, имел волосы песочного цвета. Как и многие в ЦРУ, он плохо одевался. Сегодня на нем был коричневый твидовый пиджак, серые фланелевые брюки, белая рубашка в коричневую полоску и галстук тусклого зеленого цвета. На улице взгляд прохожего скользнул бы по нему, а мозг пропустил бы мимо как личность незначительную. Возможно, этого он и добивался, подумал Камерон. Или, вероятно, он просто имел плохой вкус.

— По поводу твоей девушки, Лидки… — проговорил Кит, сидя за большим письменным столом в американском посольстве.

Камерон был совершенно уверен, что Лидка не имела порочащих ее связей, но он насторожился, чтобы услышать подтверждение этого.

— …тебе отказано в просьбе, — закончил фразу Кит.

Камерон поразился.

— О чем вы говорите?

— Тебе отказано в просьбе. Какое из этих трех слов тебе не понятно?

В ЦРУ некоторые люди вели себя так, словно они в армии, и могли гаркнуть на любого, кто ниже их по званию. Но Камерон был не из тех, кого можно легко запугать. Он работал в Белом доме.

— Отказано по какой причине? — спросил он.

— Я не обязан сообщать причины.

В возрасте тридцати четырех лет у Камерона впервые появилась настоящая любимая девушка. После двадцати лет неудач он спал с женщиной, которая, как ему казалось, не хотела ничего, кроме как сделать его счастливым. Реальная перспектива потерять ее наполнила его смелостью висельника.

— Вы обязаны не быть дураком», — огрызнулся он.

— Следи за своим языком. Иначе в двадцать четыре часа улетишь домой.

Камерону не хотелось улетать домой, и он пошел на попятный.

— Приношу извинение. Но все же мне хотелось бы знать причины вашего отказа.

— Ты поддерживаешь с ней то, что мы называем близким и продолжающимся контактом. Не так ли?

— Конечно. Я сам сообщил вам об этом. Так в чем же проблема?

— В статистике. Большинство предателей, которые шпионят против Соединенных Штатов, имеют родственников или близких друзей, которые являются иностранцами.

Камерон подозревал что-то в этом роде.

— Я не хочу бросать ее по статистическим причинам. У вас есть что-то конкретное против нее?