Книги онлайн и без регистрации » Научная фантастика » Охота на Минотавра - Николай Чадович

Охота на Минотавра - Николай Чадович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 279 280 281 282 283 284 285 286 287 ... 293
Перейти на страницу:

– Уж больно вы решительно настроены. Не надо бы…

– Надо, братишка, надо! Тебе, штатской курице, балтийского матроса не понять. Нам кирпичные стены глаза не застят. Мы на вольном просторе взросли. Штормами просолились. У топок прокоптились. Что для вас страшным кажется, для нас мелкие брызги.

– Охотно верю. Море, конечно, штука завлекательная, но и про сушу забывать нельзя. – Рид перевел разговор на тему, больше всего занимавшую его: – В Петрограде назревает революционное восстание, возглавляемое большевиками. Необходимо, чтобы Центробалт поддержал восставших штыками, а если надо, то и корабельными орудиями.

– Нет уж, братишка, уволь! – оскалился моряк. – Спасибо, конечно, что выдернул меня с тюремных нар, но идейному анархисту с большевиками не по пути. Разное у нас понимание революции. Нам немецкие умишки не указ. Своя голова на плечах имеется, хоть и стриженая.

– Разве вы против коммунизма?

– Мы за коммунизм обеими руками, только чтобы без всяких властей. Каждый сознательный гражданин должен сам себе властью быть.

– А несознательный?

– Несознательные до коммунизма не доживут, как головастики до нового лета. Или подохнут, или переродятся. Вы собираетесь заводы рабочим отдать, а мы собираемся эти заводы с лица земли снести, чтобы они небо не коптили. Что пролетарий, что буржуй – одинаковые гады. Природу под себя подмяли, поля и реки отравили. Человек должен к естественной жизни вернуться, без всяких там фиглей-миглей. Такая у нас программа. Лично я между Керенским и Марксом никакой разницы не вижу. Кроме бороды, конечно. Передавай им обоим привет от балтийского моряка Пашки Дыбенко.

– Керенскому при случае передам. А вот Марксу не обещаю. Помер он.

– Вот так случай! То-то я гляжу, вы все какие-то смурные ходите. Без вождя, значит, остались в самый интересный момент. Бывает… Ну ладно, я, пожалуй, здесь спрыгну. Вон нашенский катерок на рейде дымит. А Сашке Коллонтай ты все же обо мне напомни. Дескать, сохнет по тебе, зазнобушка, геройский балтийский моряк.

– Обязательно передам. Мало того, уговорю ее в гости к вам съездить. Ожидайте на днях, – посулил Джон Рид, для которого все эти революционеры и контрреволюционеры вместе с их страстями и помыслами («Подумаю!») были всего лишь разменными фигурами в грандиозной, воистину исторической игре.

– Прилетит, стало быть, пташка, на крыльях любви, – изволил пошутить матрос Дыбенко, ставший председателем Центробалта не в силу своих умственных или волевых качеств, а исключительно благодаря славе бузотера и дебошира.

– Нет, верхом на мандате центрального комитета большевистской партии. – Рид постарался на шутку ответить шуткой.

Если кому-нибудь из пионеров немого кино (немцу Лангу, американцу Гриффиту или россиянину Протазанову) пришла бы вдруг идея снять фантастический фильм, где среди прочих персонажей числится и так называемый «безумный профессор», лучшего исполнителя этой роли, чем Александр Александрович Богданов (в девичестве, то есть до знакомства с социал-демократическим учением, – Малиновский) и желать не приходилось.

С первого взгляда было ясно, что он человек не от мира сего, причем в самом высоком смысле этого понятия. К той же компании, наверное, относились Архимед, Ньютон, Кант и Циолковский.

Взор Богданова вечно блуждал в запредельных далях, губы бормотали какие-то откровения, не предназначенные для постороннего слуха, на кончике кривого носа постоянно висела мутная капля, нечесаные лохмы торчали во все стороны, а из карманов прожженного реактивами старушечьего салопа, одевавшегося и при посещении присутственных мест, торчали стетоскоп, логарифмическая линейка, увеличительное стекло, вечное перо и гранки очередной ученой статьи, коих за свою жизнь он написал великое множество, отдавая предпочтение проблемам медицины и философии.

В отличие от большинства своих коллег по революционной работе, чей кругозор ограничивался несколькими классами гимназии, а то и вообще церковно-приходского училища, Богданов имел три университетских образования, что позволяло ему считать Маркса близоруким ортодоксом, Троцкого припадочным выскочкой, а Ленина вообще недоучкой. Нельзя сказать, что Богданов отрицал авторитеты. Их для него просто не существовало.

Одно время он действительно симпатизировал философу-идеалисту Маху, полагавшему, что в основе мироздания лежит не материя, а всего лишь наши ощущения, но вскоре разочаровался в этой концепции, сосредоточив все внимание на проблемах управления массовым сознанием и переливании крови (последнее интересовало его отнюдь не в медицинском плане, а как путь к созданию расы сверхлюдей, достойных жить в мире будущего).

На досуге Богданов сочинял утопические романы, где пропагандировал свои весьма нетривиальные взгляды на мораль, искусство, семью и секс.

Ленин, имевший характер отнюдь не ангельский, люто ненавидел Богданова, ставил на одну доску с иудой Каутским и постоянно поносил в партийной прессе, что, впрочем, не помешало Александру Александровичу стать делегатом почти всех большевистских съездов.

Джон Рид, наоборот, сразу сошелся с Богдановым накоротке. Они даже сдружились, если только это понятие применимо к отношениям двух особ, патологически неспособных испытывать обыкновенные человеческие чувства.

Рид снабжал Богданова всем тем, чего так не хватало в объятом голодом и разрухой Петрограде: новейшим научным оборудованием, редчайшими химикатами, самыми свежими специальными изданиями, даже сахаром и хлебом. Богданов со своей стороны поставлял идеи – единственное, что имелось у него в избытке.

Для ординарно мыслящих людей эти идеи выглядели форменным безумием, но каждая несла в себе рациональное зерно, обещавшее дать всходы спустя много-много лет…

Вскоре Сталин доставил из Разлива первую партию загадочных грибов («Кого собираетесь травить этими поганками? Международную буржуазию? Ха-ха-ха…»), и Богданов приступил к изготовлению чудесного эликсира, посредством которого можно было легко манипулировать сознанием масс, как революционных, так и контрреволюционных.

Риду в этих экспериментах отводилась роль ассистента, благодарного слушателя, а на крайний случай – пожарника. Делая несколько дел сразу, Богданов не переставал комментировать происходящее (вполне вероятно, что, ежедневно рискуя жизнью, он видел в Риде продолжателя своей научной деятельности).

– Порядковое название этих грибов – пластинчатые. Семейное – страфориевые. А родовое, согласно принятой ныне классификации, – псилоцибе, – вещал он, попутно разгоняя газетой «Рабочий путь» ядовитые испарения, пробивавшиеся из перегонного куба. – Они содержат самые разнообразные алкалоиды: холин, мускарин, триптамин.

– Признаться, эти термины режут мой слух, привыкший к певучей и образной русской речи, – молвил Рид. – Псилоцибе – звучит как-то дико. Совсем другое дело: веселка, вешенка, груздь, боровик, бздюха.

– В средней полосе России таким сортом грибов никто никогда не интересовался. Вот и обошли его метким названием, – пояснил Богданов. – Мои предки, славяне, предпочитали одурманивать себя хмельным медом и брагой. Зато северные народы этот грибок давно оценили. Эвенки называют его – окай, а чукчи – ванак. Тамошние шаманы, поедая сушеные шляпки, приводят себя в состояние экстаза. Индейцы майя считали псилоцибе даром небес и даже ставили в его честь каменные изваяния…

1 ... 279 280 281 282 283 284 285 286 287 ... 293
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?