Небесная танцовщица и капитан - Варвара Корсарова

Или она выдумывает? Может, ей показалось, что он неодобрительно принимает ее взгляды, и не верит в ее искренность? Но в его холодных глазах мелькнули насмешка и отчуждение.

Да с чего вообще это ее задевает? Не должно задевать! Ей нет до капитана Ларсена никакого дела.

И все же Элли сердилась и кипела, как перегретый двигатель.

Концертный зал был небольшой, но мог бы роскошью посрамить Королевский оперный театр. Тут имелись и позолоченные люстры, и бархатные сиденья, и пурпурный занавес, и сцена с хорошим освещением.

Блоб уселся за рояль, а Пулкинс начал выяснять у приглашенных, какими талантами они готовы поразить публику.

Артисты-любители смущались и всячески старались увильнуть от выступления.

Впрочем, были и те, кто рвались на сцену. Как всегда, это оказались самые бесталанные.

Госпожа Эмилия прочитала визгливым голоском под аккомпанемент рояля стихи собственного сочинения, где имелись рифмы «любовь – кровь» и «звезда – твоя навсегда».

Потом, к удивлению Элли, на сцену поднялся доктор Гризвольд. Он с невозмутимым лицом снял пенсне, вынул изо рта вставную челюсть и спрятал ее в специальный футляр. Отдал короткие распоряжения аккомпаниатору. Блоб грянул лихую мелодию.

Доктор Гризвольд вытянулся, сделал торжественное лицо и вдруг начал дробно отбивать зажигательную модную чечетку.

Верхняя часть его тела оставалась почти неподвижной, а ноги выделывали такие кренделя, что становилось страшно – как бы они не завязались морским узлом. Он выводил задорный, устойчивый ритм, который все убыстрялся и убыстрялся, и постепенно захваченные им зрители тоже начали постукивать каблуками о пол.

Когда доктор закончил, он молча вытер со лба пот и поклонился. Потом сунул челюсть в рот и пару раз клацнул ей, добиваясь, чтобы она встала на место. Стало понятно, зачем он ее снимал – иначе она, чего доброго, могла бы вылететь во время его бурного танца и шокировать публику.

Элли оглушительно захлопала.

– Браво!

Аплодисменты подхватили все вокруг.

– Пойдете первым номером, чтобы разогреть зрителей, доктор Гризвольд! – сказал довольный Блоб.

Следующим вышел Красавчик Крис и исполнил свой знаменитый номер на два голоса. И справился очень неплохо. Он чередовал куплеты, исполняемые баритоном и сопрано. Баритон уговаривал красотку уединиться на сеновале, сопрано кокетливо отнекивалось, но потом устала ломаться и согласилось.

Зрители покатывались от хохота.

– Отлично, господин Майер! – воскликнул Блоб. – Пустим вас под финал. Ну а вы нас чем порадуете, господин Буффорд? Цирковыми номерами? Может, тигров выведете на сцену?

Укротитель не стал подниматься со стула. Он сидел со скучающим видом, сунув руки в карманы.

– Вы с ума сошли? – спросил он ворчливо. – Какие тигры в крошечном зале, на сцене без ограждения? Вам пассажиры надоели? Хотите пустить их на мясо?

– Да я пошутил. Но выступать-то вы будете?

– Выступлю, куда деваться. Покажу карточные фокусы.

– И все? Вы же циркач! Может, как-то еще повеселите зрителей?

– Повеселить? Чтобы они хохотали надо мной, как идиоты?! Ну уж нет! – вдруг взвился Буффорд и так гневно сверкнул глазами, что Блоб стушевался, растерянно пожал плечами и отстал от укротителя.

– Ну а вы, госпожа Селеста? Вы обещали нам танец. А спеть сможете?

– Да, – Элли вышла на сцену. – Я исполню музыкальный номер. Песня с танцевальными вставками. Но пока не знаю, какую выбрать.

– Исполните сейчас хоть что-то, – предложил Блоб. – А мы решим, пойдет или нет.

* * *

Элли задумалась. На развлекательном вечере для пассажиров не стоит показывать номера, с которыми она выступала в кабаре. Во-первых, нет реквизита. Во-вторых, все еще существует опасность быть узнанной. В-третьих, вряд ли изысканная публика готова к разнузданным трюкам, которые так любили посетители «Электрической стрекозы».

Значит, нужно выбрать что-то благопристойное. То, что исполняют светские скромные девушки на званых вечерах.

– Господин Блоб, вы знаете мелодию песни «Последний вал»?

Элли напела первые ноты.

– Хм, кажется, да.

Блоб поднес руки к клавишам, секунду подумал, а потом начал неуверенно играть.

Элли запела.

Она очень любила эту песню, быструю, но при этом печальную и лиричную, о моряках, которые идут в родной порт и попадают в шторм.

Валы катятся на корабль, под килем разверзается бездна. Капитан считает валы и вспоминает дом, который уже не увидит.

И вот идет последний, самый страшный вал. Вот-вот корабль пойдет ко дну. Капитан видит в белой беснующейся пене цветущие яблони возле дома, а вместо рева ветра и грохота волн слышит пение птиц и голос любимой.

После каждого куплета Элли исполняла короткую танцевальную вставку со сдержанными, плавными движениями. Узкое платье не давало ей достаточно свободы. Но она искупала это выразительностью.

Она легко скользила по сцене, кружилась, показывала движениями тела и рук и качку волн, и отчаяние моряков, и борьбу корабля со стихией. И ласки возлюбленной капитана, и ее взгляд, и надежду.

Потом она возвращалась к роялю и начинала следующий куплет.

Любая другая танцовщица быстро бы запыхалась, но не артифиса.

Сначала Элли пела вполголоса, танцевала вполсилы, но постепенно ее захватила мелодия, и она перестала видеть зал и зрителей, которые сделались очень задумчивыми и тихими.

Когда Блоб в последний раз ударил по клавишам, в зале царила гнетущая тишина.

Потом второй помощник Пулкинс душераздирающе вздохнул и печально повесил голову. Тетя Дженни шмыгнула носом, достала кружевной платочек и вытерла глаза.

– Прекрасно, дорогая, прекрасно! – сказала она. – Потрясающее исполнение. Ты вынула из меня душу, выжала ее до капли и вложила обратно.

Остальные зрители неуверенно захлопали.

– Прекрасное выступление, госпожа Селеста, – сказал Блоб. – Но все же я попрошу вас выбрать другую песню. Понимаете, она... не подходит общему настроению нашего развлекательного вечера. Нам нужно заставить пассажиров смеяться. Забыть о том, что они болтаются над бескрайним океаном посреди воздушной бездны. А ваша песня и танец пробуждают меланхолию.

Элли обиделась.

– Ладно, – она пожала плечами. – Исполню другой номер. Танцевальную зарисовку «Не зови меня замуж, приятель». Она веселая. Животики надорвете.

Она повернулась, спустилась со сцены и замерла как вкопанная, когда увидела, что, прислонившись к стене плечом и сложив руки на груди, незамеченный остальными, у дверей зала стоит капитан Ларсен.