Клариса. По ту сторону холста - Олла Дез

обстоятельства? Выходит, что нет. Я ни на минуту не задумалась бы, если бы ответ был положительный. Любовь стоит того, чтобы ради неё пожертвовать возможным будущим браком. Да и вопрос репутации меня не сильно волновал. Но жертвовать этим ради непродолжительной интрижки? Нет. Он прав. И мне это не нужно.

Я развернулась и, тихонько приоткрыв дверь, выскользнула из кабинета. Всё. Больше никаких личных встреч. Только в присутствии мэтра или Арчи, и еще желательно толпы народу. А то ведь могу и не сдержаться. И я, подобрав юбки, побежала к выходу. Я так стремительно неслась, что даже эмакум Кокорина не смогла меня остановить.

Выскочив на улицу, я все так же бегом устремилась за ограду и, только попав на улицу, перешла на шаг. Дойдя до лавки Мэтра Липринора, я уже окончательно пришла в себя. Да. Все правильно, так и должно быть. Принцы из сказок путь остаются в сказке. А мне нужно жить в реальном мире.

Мэтр Липринор вернулся только поздно вечером. Уставший, но довольный. Он сумел по выгодной цене приобрести множество товаров. От фарфора до картин. А вот Арчи не появился вообще, так что наш поход к герцогу был все-таки оправдан.

Ги Алониренна в самом деле освободили тем же вечером. Мэтр Гердиз оказался легендарным юристом. И доказать, что Ги не причем, ему удалось за половину дня. У Ги и в самом деле было алиби. На момент срабатывания сигнала о краже и за час до этого он сидел в одном злачном месте и декламировал свои срамные стишки. Его там видело человек двадцать. И он ну никак не мог в то же время грабить Лувриор.

А уже на утро мы всей компанией сидели в гостиной эмакум Альмы. Ги делился своими переживаниями и страхами, но Габби его убедил, что это был полезный опыт.

— Клари, в твоем мире похищали Мону Лиззи? — вдруг спросил меня Свен. После того, как мы стали вместе с ним рисовать портреты художников, он перестал меня бояться и так отчаянно краснеть.

— Да. Похищали. Это было очень громкое дело. У нас, так же, как и у вас, газетчики сошли с ума. Что, в общем-то, в дальнейшем и повлияло на такую сумасшедшую популярность картины. Но я вот честно, не помню, кто украл, как и почему. — Я состроила обиженную рожицу.

— Пока я сидел в полиции, наслушался всякого, но главное, они вообще не представляют, где искать. Его сиятельство герцог Рихард де Алеманьа распорядился тщательно досматривать всех, кто покидает город. На всех вокзалах и дорогах из города стоят патрули, — рассказал Ги.

— Да, это конечно хорошо, только вот картину могут положить куда-нибудь в чемодан, чемодан на чердак, а чердак тот в неблагополучном районе. И там она будет лежать года два. А потом вывезут, — мрачно предрёк Себ.

— Но разве обычно в таких делах не ищут сотрудника музея? Наверняка есть среди них те, кто помогал с кражей? — спросила я.

— А что, хорошая идея, Себ? Давай сходим, поспрашиваем? Нам-то охотнее расскажут? Мы не полиция, не журналисты. А посплетничать у нас народ любит.

— Хм. А почему бы и нет? Значит так. У меня есть знакомый реставратор. Он у меня химикаты покупал. Я попробую у него спросить, — выдал Себ.

— А у меня знакомый художник, он в Лувриоре работает. Выставки, кажется, оформляет. Я могу спросить, — тоже оживился Свен.

— Отлично. Габби? — Себ хлопнул Свена по плечу в знак одобрения.

— У меня есть знакомый экскурсовод. Я спрошу, — не остался Габби в стороне.

— А я, как несправедливо оклеветанный, пойду давать интервью в знакомый журнал. Ну и параллельно постараюсь что-то выяснить, — внес предложение Ги.

— Ну, вот все при деле. Вечером встречаемся здесь и подводим итоги поисков, — и Себ встал, подавая пример другим.

Вечером мы подводили итоги нашего следствия. Объединив полученную информацию, мы получили такую картину: некто, скорее всего, сотрудник музея, вошел утром через черный вход и прямиком направился к Джокондини или моне Лиззи. Снял её со стены, при этом умудрившись отключить сигнализацию, что существенно сужало поиски. При себе у него был артефакт, препятствующий считыванию ауры. Поэтому у полиции не было абсолютно ничего. Ни ауры, ни магического портрета подозреваемого. А дальше он завернул картину в халат и просто унес её. Тупик.

— Но кто-то его же должен был видеть? Не мог же он улететь. Пусть даже и через черный ход? Там же наверняка вахтер есть? — задала я естественный вопрос.

— Есть. Сидит там старичок. Божий одуванчик. Но толку от него никакого. Считывание ауры он не сделал, только и говорит, что видел его раньше. Проходил все время в одежде служащего музея. Вот он его и выпустил со свертком, — поведал Габби.

— Ну, так выстроить перед ним в ряд всех подходящих под описание? Пусть опознает? — снова возмутилась я.

— Это же сколько народу-то выстроить? В Лувриоре огромное количество сотрудников. И потом полиция может это сделать, только назвав подозреваемыми. А она на это не пойдет. Это ж сколько потом возмущенных будет? Испорченная репутация. Что бы так обвинить основания нужны, — разъяснил Габби.

— А это вахтер он же запомнил грабителя? — снова не понимала я.

— Даже если и запомнил, то что? — спросил Ги.

— А если Свен сходит к нему и попробует нарисовать с его слов грабителя? Разве у вас так не делают? Свен рисует с моих слов художников из видений. Почему бы и тут не попробовать? — я посмотрела на Свена, а тот подумал и кивнул.

— А не плохая идея. Мы привыкли полагаться на слепок ауры и магический портрет. А можно же просто нарисовать, — ответил он, — Себ, сходим завтра к этому вахтеру? Вдруг будет результат?

— Да. Почему нет.

На следующий день они прибежали возбужденные до невозможности. Портрет, который они нарисовали со слов вахтера, был удивительный. С него смотрел мужчина среднего возраста, с пышными усами и восточными черными глазами. Но самое главное — они его знали. Он был из числа знакомых Свена. Тоже художник. И теперь они собирались к нему. Я было сунулась с предложением поговорить с мэтром. Но мне резонно ответили, что это Грааля не касается. Это, мол, другое дело. И собравшись все вместе, они пошли к этому Вину Перуджу домой. А меня не взяли. Он жил в том самом злачном районе, в который приличной неске ход заказан.

А потом вечером, когда я уже собиралась закрывать лавку, они ввалились все вместе. Довольные, сияющие и веселые. Вину Перуджу под натиском этих сорванцов сдался полностью. Сознался