В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов

лежит да хвостом вертит; … вишь трои сутки не едала: как узнать, где у волка хлеб? И ну искать; искала-искала, да и нашла на избице у волка лукошко толокна да кринку масла, а сама опять на печку. Стук, стук, стук! А волк: «Лиса, кто-то стукается?» Лиса в ответ: «Волченёк-голубок! Тебя в ку́мы зовут, а меня в кумушки». – «Поди, лиса, а мне лихо». А лиса тому и рада: с печки скок да на избицу скок, а там масла лизнет, толоконца лизнет, лизала-лизала, да все и сзобала; с избицы скок да на печку скок, и лежит, как ни в чем не бывала.

Волк спал-спал, да есть захотел и на избицу побрел. «Ахти беда! – волк завопил. – Ахти беда! Кто масло съел, толокно сзобал?» А лиса: «Волченёк-голубок! На меня не подумай». – «Полно ты, кума! Кто подумает на тебя!» И тем дело решили, а голода не заморили.

«Поди, кума, на Русь, – говорит волк лисе, – что найдешь, то и тащи, а не то с голоду умрем». А лиса ни слова в ответ и шмыг на Русь…»

И только после этого, на Руси, начинаются все события, описанные в предыдущих записях.

Что делают звери на Руси, то есть в мире людей? Существует множество описаний их похождений. Есть восточные сказки о зверях, есть античные басни Эзопа. Роман о Рейнике-лисе у германских и франкских народов. Все действия Лиса или нашей Лисы очень похожи на похождения Трикстера – демиурга, еще полностью не знакомого с нравственностью.

Это большая тема для особого исследования, но вкратце я бы охарактеризовал действия Трикстера как движения стихии новорожденного Разума, изучающего свои возможности и наслаждающегося ими. Это чрезвычайно любопытная тема, потому что это описание самого архаического слоя человеческого разума.

Поэтому я считаю, что русские сказки о Лисе и Волке вовсе не заимствования, а отражают очень древние представления, сохраненные восточными славянами. И представления эти, в первую очередь, связаны с культами предков, что никак не читается в романе о Рейнике-лисе. Он явление более поздней культуры и по своей сути – авантюрный роман.

И говорят эти сказки о том, что многим из наших предков, которые лишь видятся зверями, не хватает нашего внимания. Предков полагается помнить, им полагается приносить дары, их надо греть и кормить. Но мы забываем их. И они нас беспокоят, чтобы напомнить о себе.

Пережитки этого древнего явления – греть ушедших в иной мир – до сих пор живут в блатном обычае «греть» тех, кто поднялся в мир тюрьмы или зоны. Тюрьма, как и детский мир, хранит множество пережитков мифологического мировоззрения.

Именно в рамках этого мировоззрения звери в сказках похищают пищу у людей. Но именно поэтому пращур, будучи ублажен, способствует плодородию, совершая чудесное приращение пищи. Думаю, в сказках о лисе мы имеем следы когда-то существовавшего и исполнявшегося обряда кормления и поминания предков. Это осколки мифологии плодородия.

Обряд забылся, мифы, объяснявшие обряд, потеряли ясность, и мы теперь считаем их простенькими детскими сказочками про зверушек. И делаем по их образцу мультики…

Все, что можно на это сказать: не забывайте своих предков, поддерживайте с ними связь, и их благодарность будет с вами, а благословение поможет вам в трудностях жизни!

Сказка сказок

Определенно, сказка родилась в ту эпоху, когда пришло ее время, и столь же определенно, она меняется от эпохи к эпохе, соответствуя требованиям времени. Это порождает вопросы: первый – возможна ли сказка на все времена? Второй – какая сказка нужна нашему времени?

Первый вопрос не совсем корректен, если исходить из законов логики. Раз сказка возникает исторически, то значит, она уже не может подходить любому времени. Очевидно, что сказка рождается в середине первого тысячелетия до нашей эры, в то самое Осевое время. Ранее в письменных источниках обнаруживается много фольклорных вещей, но нет собственно сказки.

Поэтому вопрос в данном случае не логический, а по сути. Единожды возникнув, сказка появилась как знак того, что разум достиг определенного уровня в своем развитии. Достиг с помощью предшествующих способов думать и говорить. Именно для его дальнейшего развития и потребовалась сказка, как воспитательный прием, обучающий думать определенным образом.

Итак, вопрос будет таким: возникнув две с половиной тысячи лет назад вместе с мировыми религиями, сказка помогла вырастить разум современного типа, но будет ли она востребована и в дальнейшем, или же надобность в ней отомрет исторически, как только разум перейдет в новое качество?

Поставленный так, этот вопрос естественно перетекает во второй из заданных мною вопросов: если сказка еще не утратила своего потенциала воздействия на разум, какой должна быть сказка следующей эпохи? И можем ли мы говорить, что сказка всегда будет нужна для развития разума, что она, единожды родившись, бессмертна, как и боги, и будет всего лишь меняться, в соответствии с задачами развития?

Иными словами, можно ли в сказке выделить ядро, которое не подвержено историческим изменениям, а потому может считаться сказкой сказок?

Собственно говоря, когда Пропп выделяет сначала 31 обязательный шаг волшебной сказки, а затем сводит их к семи, это именно попытка выделить некое ядро на основе изучения сказочного материала. Это хороший подход, и я буду на него опираться. Но это подход исторический, потому что эти обязательные шаги волшебной сказки связаны с молодежной инициацией, которая исторически ушла из нашей жизни.

Или же она не ушла?

То есть ушла как конкретный общественный институт, но сохранилась как психологическая необходимость, поскольку отражает условия вхождения человека в любое новое сообщество? Иными словами, обязательное и неизменное ядро сказки надо искать исторически или психологически?

Очевидно, что история всегда уходит в прошлое и уходит она из нашего живого быта. Но психологически жить человеку легче не становится. Меняются внешние условия, но переживания сохраняются, даже если они и происходят не по тем же поводам. И это такая же закономерность, как и размеры устройств, которые мы используем в быту. Как бы ни развивалась техника, вплоть до нано-технологий, но размеры устройств всегда будут соответствовать размерам человеческой руки. Иначе они просто неудобны.

Человеческое тело всегда будет определять мерность нашего физического мира.

Вот и сказка может меняться до неузнаваемости, но она должна соответствовать некой условной руке, для которой предназначена. Рука же эта называется душой…

Современная наука считает, что души нет. Поскольку это принципиальная ошибка в самих основаниях науки, наука, безусловно, однажды будет изменена, и тот ее вариант, что мы знаем сегодня, отомрет. Сохранится научный способ познания, но на основе гораздо более