Прорыв (сборник) - Василий Веденеев

– Ух ты, – Майер повертел толстой шеей, – скверно…

Они вышли на открытую балюстраду, уставленную растениями в кадках.

– Есть работа, – толстяк продал эти слова как можно дороже и тут же выложил все: потребуются знания полицейского, так что кандидатура Сарджента – самая подходящая: работа – легче не придумаешь: присматривать за одним человеком.

Брюс презрительно скривил губы: неужели следить за супругой какого-нибудь надутого индюка с мошной, который откупил свою крошку с потрохами, а теперь опасается, что перепадает кому-то еще?

Майер покачал головой: совсем нет, родственник весьма состоятельного человека психически болен, с ним случаются приступы – глубокая депрессия, уже были три попытки покончить с собой; дома за ним обеспечен присмотр, но не держать же его в остальное время на привязи; тот, кто нанимает Сарджента, хочет, чтобы и на улице за родственником приглядывали, как бы чего не случилось… Если Брюс согласен, они поедут к его знакомому для обсуждения деталей, если нет, то незачем ковыряться в чужой жизни.

Сарджент не раздумывал, даже не спросил о вознаграждении, понимая, что Майер не предложит грошовое дело.

Решили поехать сразу. Через полчаса их машина вползла в благоустроенный пригород. По мере продвижения в глубь его, дома становились все внушительнее, разнообразием фасадов напоминая выставку стремящихся перещеголять друг друга архитекторов. Лужайки зеленели тихо и дремотно, но Сарджент знал, что каждая дверь обита изнутри стальными полосами, а сквозь хорошо замаскированные глазки за их машиной, быть может, наблюдают; все гаражи накрепко закрыты, и кустарник вокруг домов, как и рекомендовала полиция, вырублен – никто не смог бы затаиться под стенами; в отсвечивающих окнах темнели решетки, над дверями – мощные осветительные лампы.

Машина замерла перед самым красивым и большим домом.

Гордон Кэлвин метался, внешне ничем не выдавая себя, но в голове его сменялись одно за другим пугающие видения: казалось, его подстерегают, непрестанно наблюдают за каждым шагом и даже знают, о чем он думает в данную секунду. Гордон с опаской поворачивался спиной к темному коридору, закрывая дверь, после того как вошел с улицы, и сразу же включал свет повсюду с тем, чтобы выключить его только утром.

Он делал вид, что страх его – тот же самый, что вцепился в него после гибели самолета у берегов Ирландии; этот страх даже поумерился, когда потерпел аварию «боинг» в Манчестере и мир заговорил о дефектных моторах фирмы «Прэтт энд Уитни», и те, кто направлял Кэлвина, потирали руки: антибоинговая лихорадка им в масть; но Кэлвин побаивался: не могло ли случиться так, что все авиакатастрофы последних месяцев – детище его дружков? Тогда он оказался в эпицентре чудовищной аферы, и все подстроено так, что, если кто-нибудь раскопает, подозрения падут только на Кэлвина, а те, кто все это затеял, останутся в стороне: он даже не знал настоящих имен этих людей, вернее, знал, но не удивился, если бы они оказались липовыми. И еще он не мог представить теперь, как тогда согласился на все это. Но тогда ему позарез нужны были деньги, и он не особенно рассуждал, потому что столько ему не предлагали никогда: он мог сомневаться, опасаться и про себя скулить, но сумма сумела приглушить тревогу, договориться с сомнениями…

Кэлвин смотрел по телевидению программу новостей. Диктор, будто заглядывая в глаза только Гордону и отлично понимая, что именно его сообщение заинтересует, как никого иного, сказал: на дне Атлантики обнаружена носовая часть фюзеляжа «боинга», погибшего у берегов Ирландии. Эксперты в один голос утверждают, что, судя по расположению обломков носовой части, в багажном отсеке произошел взрыв.

Гордон слушал вполуха что-то насчет аппаратуры, контролирующей полет, и предполагаемой мощности взрыва: ему-то зачем эти подробности, когда он все знал наверняка и про мощность, и про багажный отсек!..

Когда диктор перешел к другим сообщениям, Кэлвин прошептал: «О, Боже!» И телефон тут же ожил, будто человек, которого всегда боялся Кэлвин, подсматривал за ним и, увидев, что тот совсем расклеился, позвонил, но не для того, чтобы утешить, а чтобы держать руку на пульсе, – быть в курсе…

– Смотрите телевизор? – просипела трубка.

– Смотрю, – пробормотал Кэлвин.

– Ну и как?

– Жалко детей, – сгорая от презрения к себе, пробормотал Гордон, и трубка подтвердила: да, конечно, детей всегда жалко, но в данном случае важно, чтобы Кэлвин не наделал глупостей. Концы запрятаны надежно, и если не делать резких движений и не пускать пузыри, то никто ничего не узнает.

По странному проглатыванию слов, по глухоте интонаций, а может, и вовсе не от этого, а мгновенно прозрев, Кэлвин понял, что если и раньше ему не доверяли, то теперь он стал обузой для всех, и хромой, которого Гордон так боялся, конечно же подумывает о том, как избавиться от Кэлвина, и непременно уберет его; и мешают хромому только известность Кэлвина, его пост и ранг и то, что не так просто выдернуть Кэлвина из жизни, как морковь из взрыхленной грядки. Случись что с Кэлвином – многие сопоставят его ответственность за полеты и неожиданную гибель; а раз так, ортопедическому ботинку придется поломать голову над тем, как переместить Кэлвина из бытия в небытие таким образом, чтобы это всех устроило, чтобы никаких подозрений в мозговитых головах не зародилось и чтобы проблемы Кэлвина, живого и мертвого, так и остались только его собственными проблемами…

Майер пропустил Брюса перед собой, они вошли в кабинет хозяина дома. У стола стоял сухопарый тип на две головы выше Сарджента: крошечный череп сидел на длинной шее чуть наискось, и два оттопыренных уха пунцовели рубиновым обрамлением иссиня-бледного лица.

– Лео Бейкер, – неожиданно пискляво провозгласил тип.

Сарджент попробовал выдавить любезную улыбку – как-никак ему предлагали работу – и представился. Лео Бейкер на улыбку Брюса ни малейшего внимания не обратил, бесцветно рассказал, что его родственник тяжело болен психически, несколько раз пытался покончить с собой. Но постоянно держать его взаперти жестоко. Задача Сарджента – следить за безумцем вне дома. Брюсу дадут машину, оплатят все расходы. Каждый день необходимо сдавать дворецкому дома, в котором живет больной, письменный отчет о работе. В нем указывать, где был поднадзорный, с кем контактировал, как себя вел, – с разбивкой по времени, как в полицейских сводках.

Сарджент прикинул, что муторно, но несложно – платить обещали прилично.

Контракт предполагалось заключить на год.

– Если не углядите, – Лео Бейкер дотронулся до пунцового уха, – деньги вернете назад и заплатите неустойку.

Лео Бейкер вынул из ящика стола фотографию, протянул Брюсу.

С цветного фото на Сарджента смотрел мягко улыбающийся лысоватый голубоглазый блондин. Никакой ненормальности в нем Брюс не заметил, хотя знал, что психи бывают разные на вид. И еще Сардженту показалось, что он видел где-то этого человека, только вот где и когда, припомнить не мог и решил, что тип лица довольно распространенный и просто напоминает ему кого-то из тех тысяч людей, что мелькали перед ним за годы службы в полиции.