Перемена мест - Лев Гурский

Подстегиваемый народной мудростью, я быстро обследовал второй этаж, по-хозяйски распахивая двери всех комнат подряд. Обитатели комнат, мужчины и женщины разного возраста, смотрели на мою спецовку и инструменты с надеждой. Многие из них стояли у своих погасших компьютеров с таким видом, будто только что потеряли любимого друга. Или, того хуже, будто любимые женщины внезапно покинули их в самый кульминационный момент любовного свидания. Я вспомнил события прошедшей ночи и сладко поежился. Что ж, братцы, каждому свое. Кому и компьютер – верная подруга, и мать, и сестра, и жена. Но я, простите, не этот ваш кто-то. Спите сами с открытой форточкой.

Пробегая по коридору на приличной скорости, я успел заметить некоторую странность. Издательство «Меркурий» компании «ИВА» не очень-то было похоже на издательство. По углам не громоздились пачки с книгами, не носились курьеры с гранками в зубах, не мелькали бледные художники, озабоченные проблемой перенесения на суперобложку американского бестселлера картины Репина «Приплыли». Может быть, правда, выключенный свет распугал всю эту издательскую суету. Не побегаешь особенно по коридору, где светло возле окон, а в любом безоконном тупичке ты можешь сломать себе шею во тьме. Или во мгле. Появись в этих коридорах сам автор «России во мгле», он смог бы вдохновиться на второй том своего опуса. К тому же наш читатель любит продолжения. Если издать на белой бумаге, да в целлофанированном переплете, да девушку без ничего на обложку, то вполне можно продать «Россию во мгле-II» в том же «Олимпийце». С руками оторвут. Надо только не забыть написать на обложке, что Уэллс – это тот крутой чувак, который изобрел «Машину времени». Половина покупателей, конечно, решит, будто это новые мемуары Макаревича, прикинутого на аглицкий манер, и будет балдеть… Я немедленно споткнулся в каком-то темном тупичке и сам чуть не сломал себе шею, отделавшись малостью – разбитым локтем. Несколько комнат, в которые я на правах мастера заглянул, укрепили меня в мысли, что «Меркурий», помимо книгоиздания, занимается довольно странными делами. Некоторые комнаты напоминали смотровые кабинеты, некоторые – магазины готового платья, а один раз на бегу я попал, по-моему, в настоящую театральную гримерную. Действительно, Черный Ящик, решил я, рыская в поисках заветного хранилища дискеты. Пути нашего бизнеса неисповедимы, воистину. Деньги, как я понимаю, можно делать из всего, и компания «ИВА» ни в чем себе не отказывает. Я не удивился бы, обнаружив в одной из комнат пресс для печатания фальшивых купюр, химическую лабораторию по производству крэка или оружейную мастерскую. Правда, к чести компании «ИВА», ничего такого криминального я не обнаружил. Может, конечно, цех по производству героина из крови христианских младенцев спрятан в подвале? На втором этаже, во всяком случае, было загадочно, но прилично. Вот только сейфа не было.

Я прибавил шагу, с отчаянием взглянув на часы. До того, как дисциплинированный Цокин врубит свет, оставалось полторы минуты. Я, кажется, переоценил свои возможности, спланировав все успеть за полчаса. Хвастун хренов. Профессионал он, видите ли!…

Я рванул ручку двери очередной комнаты и тут же увидел то, что искал. Вот он, сундучок. Замечательно. Я перевел дыхание, быстро оглядывая комнату. Помимо сейфа в комнате спиной ко мне сидело несколько парней, обложившись толстыми конторскими книгами.

Очевидно, они были заняты настолько серьезной работой вроде сведения дебета с кредитом, что даже не заметили варяжского гостя. Зато гость кое-что заметил. Прекрасно, на это я надеялся. Именно то, что надо! Чай они, значит, любят попить…

Я выбежал на середину комнаты, набрал в грудь побольше воздуха и проорал так, чтобы парни немедленно побросали свои конторские штучки:

– Эй! Мозги у вас есть, интеллихенты?!.

Эту печатную фразу я сопроводил еще и фразой непечатной, такой же длины и такого же примерно содержания. Крикнув, я кинулся к подоконнику и с хрустом выломал из близлежащей розетки вилку провода, который тянулся из симпатичного металлического кубика. Успел я тютелька в тютельку. Как только вилка оказалась на свободе, в комнате вспыхнул свет. Любому могло показаться, что возвращение электричества тесно связано с моими манипуляциями. Есть такое распространенное заблуждение. Многие полагают, что после чего-то обязательно означает вследствие чего-то. А в действительности налицо лишь ловкость рук плюс свой человек в электрической цепи, который замыкает и размыкает за очень отдельные деньги.

– Вы… – сказал я с энтузиазмом и обогатил присутствующих еще двумя замечательными непечатными оборотами. Последний был из коллекции Валентина Францевича Гартвига, бывшего вора в законе, умнющего мужика и даже, по-моему, не очень уж большой сволочи. Доживи Гартвиг до нашего капитализма, он стал бы в современном мире птицей высокого полета. А так он и умер только королем зоны, обломком до-беспредельной эпохи. На допросах у меня в МУРе Гартвиг никогда не ругался впустую, не перемалывал слова с целью оскорбить сопливого мальчишку-стажера. Напротив – он демонстрировал мне, сопляку, высший пилотаж нецензурщины, когда слово уже теряет все свое значение и выглядит аккуратным кирпичиком могучей постройки.

Парни с конторскими книгами опешили. Кажется, до них дошло, что они в чем-то провинились перед гегемоном. Чтобы укрепить их в этой уверенности, я швырнул злополучный металлический кубик с проводом на пол и сплющил со скрежетом его ногами. Теперь попробуйте доказать, что этот простенький французский кипятильник с таймером и со звуковым сигналом не виновен в том, что во всем здании вырубился свет на полчаса! Я воспользовался подловатым уголовным приемом: свалил всю вину на покойника. В данном случае на покойный кипятильник. Благо французская техника была капризна и не предназначена для наших перепадов напряжения в сети. В принципе, я даже знал один случай, когда именно такой механизм стал причиной пожара. Очень, очень убедительно, подумал я не без гордости.

Совершая казнь невинного кипятильника, я незаметно присматривался к сейфу. Так-так, понятно. Для того чтобы спрятать дискету, «Меркурий» денег не пожалел: была куплена САМАЯ ДОРОГАЯ модель бельгийского «Октопуса». Но кто вам, простите, сказал, что самая дорогая и есть самая надежная? Вечно мы клюем на красивое слово и красивую упаковку. Если бы я захотел спрятать дискету, я засунул бы ее в обычный несгораемый шкаф Ижевского завода металлоконструкций. Вот такой сейф – да, такой можно было бы пробить только кумулятивным снарядом, да и то не всяким. А бельгийский осьминожка, хороший для Европы, в наших диких условиях…

Тут до одного из парней наконец дошло, что на его глазах состоялась казнь красивой и дорогой безделушки. И плевать ему, что эта безделушка якобы обесточила весь дом! Он, хозяин, не позволит какому-то занюханному мастеру-гегемону! Не позволит, никогда не позволит!

– Ты, жлобяра… – начал парень свистящим от ненависти шепотом, и я мгновенно узнал этого типа. Мы с ним уже сегодня сталкивались на перекрестке и поспорили насчет бегемотов. Я узнал типа, тип узнал меня и нехорошо обрадовался. Там, на улице, он меня побаивался. Но здесь, в родных стенах, я был пришельцем, а он – хозяином. Я содрогнулся. Потасовка при свидетелях, да еще в комнате с сейфом, который ты через несколько часов собираешься вскрыть, – это было чистым безумием. Оставалось только драпать, по возможности достойно.