Осторожно, спойлеры! - Оливия Дейд

– Я смогу прочесть ее, но это займет больше времени, чем у тебя. Просто… – осекся он и вздохнул. – Пожалуйста, не торопи меня.

Она сдвинула брови.

– Конечно, я не буду торопить.

И она не торопила, как бы долго он ни читал, хотя он все равно предпочитал варианты, которые не требовали пояснений. Интерактивные занятия, или огромный синий кит и скелеты тираннозавров. Или – к удовольствию Эйприл – «Трясущийся дом».

– Это мой первый симулятор землетрясения, – радостно сообщила она и, улыбаясь, потащила его внутрь. – У нас в Сакраменто нет ощутимых землетрясений, так что я в восторге.

Он позволил подвести себя к искусственному окну.

– Тогда хорошие новости. Теперь, когда ты живешь в Области залива, будешь ощущать что-нибудь каждый год или два как минимум. Хотя, надеюсь, не сильное.

Она наморщила носик.

– Что ж, по крайней мере мы не в Вашингтоне или Орегоне. Рано или поздно эти бедные люди окажутся глубоко-глубоко…

В этот момент заговорила сотрудница музея, и Маркус сделал мысленную пометку не переезжать в Сиэтл. Пока женщина в футболке-поло объясняла, что будет происходить дальше, он осматривался. Рядом Эйприл делала то же самое: прищурившись, внимательно разглядывала затянутый тканью потолок, экран с изображением окна, окрашенные в голубой цвет стены и встроенные полки.

Симулятор, оформленный внутри под викторианскую гостиную, не мог похвастаться большим количеством украшений на стенах и полках. Несколько книг, декоративные тарелки и бокалы, зеркало, картина, канделябр. И, самое смешное, аквариум. Окрашенные в белый поручни пересекали комнату, обеспечивая каждую маленькую группу посетителей необходимой опорой.

Экран на одной стене показывал вид из окна на архитектурный ансамбль «Разукрашенные леди»[15] недалеко от Аламо-сквер. Город, каким он был в 1989 году, во время землетрясения Лома-Приета, согласно сотруднице музея. По ее словам, к 1906 году, перед самым страшным бедствием в истории Сан-Франциско, вид на город постепенно поменялся.

По сравнению с декорациями «Богов Врат» помещение было, мягко говоря, скромным. Но сегодня он будет, переплетя пальцы, спокойно держать Эйприл за руку, зная, что ему не придется глупо умирать на камеру. В общем и целом, он был готов на такой обмен в любой момент. Несмотря на то, что не один мобильный был направлен на них, а не на комнату или экскурсовода, объясняющего суть того, что произойдет дальше.

Сначала, как сказала женщина в поло, комнату затрясет с силой землетрясения, произошедшего в 1989 году, а потом – в 1906. Конечно, это будет смягченная версия, чтобы демонстрация была безопасной и приемлемо короткой для посетителей. Если первое, более слабое, землетрясение окажется слишком большим испытанием, они могут уйти перед вторым.

В одной бессмысленной сцене в пятом сезоне «Богов Врат» Эней оседлал Пегаса, чтобы навестить свою мать, Венеру, в ее высоких небесных чертогах. Чтобы записать ту сцену, Маркусу приходилось часами сидеть на гигантской зеленой установке, размещенной в просторном зеленом ангаре и запрограммированной воспроизводить движения огромного крылатого коня в полете.

Несмотря на все предосторожности, несмотря на всю его любовь к физическим испытаниям и исполнению трюков, этот опыт был… неприятным. По крайней мере сначала, пока он не привык к ритму.

Он решил, что если в комнате в качестве средств безопасности требуются только поручни, то он справится.

Пока голос на записи рассказывал обстоятельства обоих землетрясений, они с Эйприл стояли бок о бок, прислонившись к своему участку поручней. Когда начали воспроизводить землетрясения Лома-Приета, свет замигал и погас, а комната загремела и задрожала под ногами. Когда светильник зашатался, а книги миллиметр за миллиметром поползли с мест, он, обняв Эйприл за плечи, прижал ее ближе к себе.

– На всякий случай, – сказал он, когда она взглянула на него.

– Точно, – хмыкнула она.

В итоге все весьма живо напомнило тот момент из его прошлого, когда он пережил настоящее землетрясение, разве что теперь было намного счастливее. И сексуальнее. Намного счастливее и сексуальнее. Ее грудь задела его бок, когда Эйприл повернулась, и ему пришлось проглотить непристойный звук.

Когда началась симуляция землетрясения 1906 года, разница между толчками сразу стала очевидной. Была не только тряска, но и резкие толчки, и ощущение, что они куда-то соскальзывают. Это длилось долго, достаточно долго, чтобы невольно вспомнить, что подобное бедствие может повториться прямо там, где они стоят, в любой момент. Тем не менее улыбка на круглом красивом личике Эйприл с каждой секундой становилась шире. Во время одного из толчков она встала на носочки и придвинулась ближе. Тогда ее грудь стала не просто касаться его. Контакт стал изумительно приятным. Мягкое дразнящее давление. Грудь терлась об него при каждом рывке пола под ними.

– Охренеть, – прошептала Эйприл ему на ухо, когда они впечатались в поручень, вцепившись друг в друга. – Интересно, насколько точно им разрешили это воспроизвести?

Пока она говорила, ее губы задевали мочку его уха, и горячее влажное дыхание ласкало его открытую шею. Маркус резко вдохнул. По одному расслабил пальцы на ее плече, пока его хватка не стала слишком собственнической или болезненной. Провел этой рукой между ее лопатками и вниз к пояснице.

Вокруг них находились люди, но ему было плевать. Он крепче схватился за поручень, расставив ноги для устойчивости, чтобы удержать двоих при необходимости.

Одним точным движением руки он прижал Эйприл лицом к себе. Ее губы распахнулись в молчаливом вздохе, и их бедра соприкоснулись. Мир вокруг трясло, Эйприл уперлась одной ладонью ему в грудь, а другой продолжала сжимать поручень рядом с его поясницей. Вопли детей исчезли, заглушенные гулом в ушах и бешеным грохотом сердца.

Она не вывернулась. Наоборот, ее ладонь с растопыренными пальцами медленно-медленно поползла по его груди, с каждым рывком продвигаясь все ниже, и остановилась прямо над поясом джинсов. Она больше не смотрела вокруг. И он тоже.

Он наклонил голову. Провел носом по красивому изгибу ее бледного ушка, и на этот раз дрожь, пронзившая ее тело, не имела никакого отношения к симулятору.

– Можно? – выдохнул он ей на ухо.

Она кивнула. Повернула голову и подняла на него глаза под отяжелевшими веками, потом сжала в кулаке его хенли и…

Включился свет. Комната перестала двигаться, однако его личное мироздание продолжало трясти. Они не двигались, не говорили, не отводили глаз.

Запись радостно проинформировала их, что настоящее землетрясении длилось в три раза дольше. Будь проклят музей за несоблюдение исторической и научной точности, потому что Маркус хотел эту дополнительную минуту тошнотворного хаоса. Хотел попробовать на вкус эти пухлые розовые губы и проследить языком изгиб ее верхней губы. Хотел целоваться до тех пор, пока она не