Диана Спенсер - Виктория Балашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вторым эпизодом стала история с запонками. В Порт-Саиде на борту яхты принимали президента Египта с супругой. То ли Диана сама обратила внимание на запонки Чарльза, то ли супруга президента сделала по их поводу комплимент принцу, но закончилось все опять печально: в запонках Диана признала подарок Камиллы (на них красовались переплетенные буквы С — Charles & Camilla). Диана попросила Чарльза объясниться, а тот в присущей ему спокойной манере сказал, что рубашку и запонки ему готовил камердинер и вообще, в этом нет ничего предосудительного — это просто подарок в честь давней дружбы.
Выгораживать Чарльза не входит в задачу автора книги. Любой женщине будет неприятно видеть у мужа фотографии бывшей любовницы и ее же подарки. Но Чарльз вряд ли желал специально досадить Диане. Для него отношения с Камиллой остались в прошлом, а выкидывать ее подарки ему и в голову не приходило (про фотографии он, скорее всего, просто забыл). Истерики молодой жены, не способной контролировать себя, не могли помочь разрешению недоразумений. Диана оказалась не способной вести нормальный диалог, эмоционально выплескивая на мужа то, о чем лучше было бы сказать спокойно, и утаивая в себе то, что, наоборот, следовало обсудить.
Третья проблема носила, как ни странно, куда более масштабный характер, чем предыдущие две. И называлась она «скука». Диане нечем было себя занять. Загорать ей было скучно, слушать Чарльза — скучно, ужинать с президентом Египта — скучно. Правда, она общалась с членами команды и постоянно ела. Действительно, булимия тогда достигла невиданного размаха. «Главный кок и прочие мастера кулинарных дел трудились без отдыха: приходилось готовить для принцессы закуску в промежутках между завтраком, обедом и ужином, а уж мороженое она поглощала почти безостановочно… Во время медового месяца болезнь быстро прогрессировала. Диана вызывала у себя рвоту четыре-пять раз в день».
Воспоминания Дианы о круизе позже будут слегка путаться: то она заявляла, что Камилла звонила Чарльзу каждый день, то уточняла, что ей «казалось», что Камилла звонит чуть не каждые пять минут, а Чарльз постоянно советуется с ней по поводу вопросов семьи и брака. Также Диана быстро забыла, как до помолвки старалась делать вид, что разделяет все увлечения принца: и рыбачила с ним часами, и даже пыталась читать ненавистные книги.
Однако после медового месяца пара приехала в Англию «загоревшая и отдохнувшая». В начале осени они вместе со всей королевской семьей отправились в Балморал. И опять жизнь Дианы приняла двойственный характер. «Диана жила на грани эмоционального срыва, периоды любви и нежности к Чарльзу чередовались с приступами безумной ревности». С мужем отношения не налаживались — становилось все более очевидно, что они совершенно разные люди. В Балморале Чарльз вернулся к привычным забавам: охоте и рыбалке. Выяснилось, что Диана их ненавидит, хотя до помолвки она приводила все королевское семейство в полный восторг, бегая за Чарльзом по тем же самым болотам, которые и теперь окружали замок. Продолжались беседы о Юнге и ван дер Посте. Диана не скрывала раздражения, слушая размышления мужа.
Королевская семья пребывала в полном недоумении: молодая женщина превратилась в капризную, невоспитанную, истеричную фурию. Диана могла вовсе не выйти к ужину, запросто встать из-за стола раньше, расплакаться или обидеться непонятно на что. Королева часто просила Чарльза сходить за Дианой, если она не появлялась за столом. «Он возвращался весь красный, разводил руками и говорил: „Я не смог“». Когда Диана присутствовала на трапезе, было не лучше. Она обижалась, если Чарльз предлагал напитки сначала королеве и королеве-матери, а только потом ей. Она считала, что ее игнорируют, не замечают, хотя на самом деле Диана привлекала к себе излишнее внимание своими выходками.
Окружающие оправдывали ее поведение дурным воспитанием: мол, в доме отца за ней особенно не присматривали и позволяли делать что угодно, и отчасти это соответствовало истине. Но ребенок есть ребенок, а взрослой, пусть и недостаточно опытной женщине следовало научиться держать себя в руках и контролировать свое поведение. Диана постоянно жаловалась на скуку и одиночество. В ответ Чарльз вызывал ей из Лондона подруг, «оставлял на подушке любовные записки и безделушки», но не добивался успеха. Жене не нравилось всё: если ее оставляли одну и если, напротив, пытались вовлечь в какую-нибудь деятельность.
«Все это было мучительно и страшно скучно» — так описывала Диана любую возникавшую в Балморале ситуацию. Обычай переодеваться по несколько раз на день раздражал, обращение к ней «ваше королевское высочество» смущало, интерес публики к ее персоне сбивал с толку. Но главное, что упорно подчеркивает Диана, — это скука. Как она выражалась, ей не подходила ни одна группа, из которых состояла ее новая семья. Диана не хотела ни охотиться, ни рыбачить, ни поддерживать разговоры на неинтересные и непонятные ей темы. «Дома я просто взялась бы за уборку, сбегала в магазин, почитала книжку, послушала музыку…» Не умея себя занять, Диана требовала, чтобы муж проводил с ней все время, но так как с ним ей тоже не о чем было разговаривать, то и их беседы заканчивались очередной истерикой. «Диана, ну что еще я сказал не так?» — вопрошал Чарльз, действительно сбитый с толку поведением молодой жены.
«Несмотря на свойственную ему доброту, Чарльз был избалованным эгоцентриком и даже не старался понять Диану. Диана же была слишком неуверенна в себе и необразованна, чтобы понять мужа и пойти ему навстречу. Образ жизни Чарльза формировался годами, и он не собирался менять его ради кого бы то ни было. Подавленная Диана начала вести с ним ту же игру, что и с отцом: обиды, слезы, молчание, полный уход в себя». К тому же Диану не отпускал образ Камиллы, просто витавший в воздухе. Это стало сродни мании. Иногда даже спокойный Чарльз срывался и кричал на Диану, а она уходила к себе в комнату и рыдала в подушку. Булимия и депрессия прогрессировали день ото дня.
В итоге Чарльз понял, что его жена нуждается в лечении. Он не сталкивался с подобными проблемами раньше и первым делом пригласил к Диане не врача, а друга-философа. Теоретически Лоренс ван дер Пост мог, используя концепцию своего друга Юнга, помочь Диане обрести себя. Но выбор все-таки был сделан неудачный: Диана ненавидела писателя, чьи книжки читал Чарльз во время их медового месяца. К тому же она не была готова признаться, что ее мучает булимия. Беседы прошли впустую, и Диану пришлось отправить к врачам в Лондон.
Рассуждая потом о совершенных ею самой ошибках, Диана вновь возложит вину на окружавших ее людей: «Моя беда в том, что рядом со мной никогда не было человека, который мог за руку провести меня по минному полю, называемому жизнью, или хотя бы указать проход по нему, чтобы я не подрывалась на каждой встреченной на пути мине. А как у остальных, неужели всех ведут за руку? Наверное, нет, но советуют. Мне советовать некому…» И что тут скажешь, если женщина называет жизнь минным полем и наивно полагает, что всем, кроме нее, хотя бы советуют, как пройти это поле, не подорвавшись? Если продолжать проводить аналогию с минным полем, то одним из правил поведения на нем, коль уж человек там оказался, является залечь и не двигаться, ожидая команды саперов. То есть, прежде чем идти дальше, следует попробовать разминировать поле жизни. Однако создается такое впечатление, что Диана постоянно подкладывала мины самой себе.