Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания - Владимир Сухомлинов

Вся усадьба занимала семь десятин, большей частью фруктового сада; в последнем было огромное дерево грецкого ореха, дававшее несколько пудов крупных плодов. Две кухни, зимняя и летняя, последняя в отдельном здании, прачечная, конюшня, сараи, парники, оранжерея и вся совокупность хозяйственных построек в Липках, среди зелени, превращали дом «командующего» в настоящую загородную усадьбу.

На окраине ее находился овраг, в котором было несколько ключей. Это дало мне мысль запрудить его. Возведена была прочная плотина, и получился глубокий пруд, в целую десятину, с двумя островками. Купальня, пристань для двух лодок, домик с двумя черными лебедями на пруде, в который пущено было много рыбы, павильон для трапез в саду и фонтан перед ним дополняли воображение о жизни вне города.

Действительно, никакой дачи не требовалось, так как в обычные летом жаркие дни в Киеве в усадьбе дышалось хорошо. Рыбное население пруда так расплодилось, что завелись даже хищные желтые крысы, охотившиеся на карпов. Жили они в норках по берегу и свободно плавали, имея перепонки на лапках, как у плавающих птиц.

Для меня получалась двойная охота: из монтекристо на крыс и на удочку – на карпов, отдельные экземпляры которых доходили уже до 10 фунтов веса.

Генерал Клейгельс жил недалеко от моей усадьбы, в генерал-губернаторском доме, на Институтской улице. В нем была домашняя церковь и громадная зала для больших балов. Старинной постройки дом этот был значительно больше моего, но с садом небольших размеров, состоящим из многолетних лип.

* * *

С Николаем Васильевичем Клейгельсом мы были однокашники по Николаевскому кавалерийскому училищу и сослуживцы по Офицерской кавалерийской школе. Камнем на сердце было у меня сознание, что я мог считать себя виновником его блестящей карьеры. Не посоветуй я ему принять предложенную Гурко должность варшавского полицмейстера, – не был бы он никогда петербургским градоначальником, а затем генерал-губернатором в Киеве.

Последнее назначение вызвало массу толков и волнений, ибо вообще было известно, что точка зрения Клейгельса по части обогащения была небезупречна. О его большой опытности в деле торговли лошадьми уже было упомянуто. При утверждении постройки Троицкого моста за фирмой Батиньоль много миллионов пришлось на его долю. По-видимому, императрица Мария Феодоровна ему особенно покровительствовала. Крупная, импозантная фигура Клейгельса не соответствовала его внутренним качествам – мелкого, тщеславного человека.

В силу нашего с ним продолжительного знакомства свойства и характер его мне были хорошо известны, что часто давало возможность, когда я бывал в Киеве, избегать и предупреждать недоразумения. Мое знакомство с чинами канцелярии генерал-губернатора еще при Драгомирове облегчало эту задачу.

На торжественных богослужениях он подходил первым к кресту, хотя на парадах войск я был первым лицом, а Клейгельс – почетным у меня гостем. Однако во всех китайских церемониях, вообще, мы были корректны и публику нашими раздорами в соблазн не вводили.

Когда же я узнавал о каком-нибудь готовившемся со стороны генерал-губернатора «faux pas», то шел к нему по-товарищески и не стесняясь объяснял Николаю Васильевичу, что из этого может получиться.

С немалым генерал-губернаторским авторитетом он выслушивал меня, но, в конце концов, с большим апломбом соглашался, что я прав, в данном случае, лишь «в частности», – так как с общей «государственной» точки зрения, «так сказать принципиально», логика на его стороне.

* * *

В апреле 1905 года Клейгельс был уволен с поста генерал-губернатора.

Когда тайная полиция дала ему знать о том, что подготовляются по определенной программе беспорядки, Клейгельс не задумываясь передал свои обширные права и ответственные обязанности генерал-губернаторской власти моему помощнику, временно командующему войсками.

По закону при возникновении волнений гражданская власть принимает прежде всего свои полицейские меры для водворения порядка, и только в том случае, когда всеми предпринятыми мерами подавить эти беспорядки не удается, гражданская власть имеет право обратиться за содействием к начальникам войсковых частей. До какой степени это законоположение игнорировалось в данном случае, видно из того, что не только в день передачи Клейгельсом своих широких полномочий моему помощнику, но и в течение нескольких дней после того никаких беспорядков не было. Но этого мало: генерал-губернатор свое решение передал полицмейстеру в такой редакции, что тот признал за благо снять все охранно-полицейские органы в городе. Поэтому в тот день, когда предстояло возникновение беспорядков и во всем городе царило необычное возбуждение, ни одного полицейского чина на улице не было видно. Лишь на следующий день были выставлены войсковые посты со знаками на груди, указывающими на их полицейские полномочия.

Так как положение, в котором очутился мой помощник, генерал Карас, создалось совершенно незакономерно, то он телеграфировал в Петербург, прося указаний, как ему быть. На этот вопрос он получил ответ, что киевским генерал-губернатором назначен я. Без некоторого сопротивления Клейгельс, однако, Киева не покинул.

Нашлись люди, чувствовавшие себя прекрасно под начальством Клейгельса. Эти господа решили устроить демонстрацию для сохранения его в должности генерал-губернатора. «Отцы города» должны были просить Клейгельса не покидать их в такое тревожное время и одновременно с этим от имени всего населения телеграфировать в Петербург с ходатайством об оставлении его у власти.

Между тем растерянность самой власти способствовала только возникновению беспорядков, и около думы собиралась публика. Клейгельсу было доложено, что к нему явится депутация с просьбой не покидать Киев.

Через некоторое время действительно показалась по направлению к генерал-губернаторскому дому толпа. Клейгельс появился на балконе, чтобы оттуда сказать речь к народу. Но так как полиция им самим была изъята, то некому было доложить ему, что эта депутация не имеет ничего общего с грандиозной овацией по адресу генерал-губернатора, а скорее всего цель шествия – разгром домов богатых евреев в Липках. Когда Клейгельс появился на балконе, послышались выстрелы и рев погромщиков. Клейгельс, конечно, покинул балкон и стал готовиться к отъезду.

Благодаря мерам, принятым генералом Карасом, погромы были скоро прекращены, но город пострадал сильно.

Когда несколько месяцев спустя я говорил со Столыпиным о слишком продолжительных гастролях Клейгельса, Петр Аркадьевич осенние события 1905 года в Киеве приписал безусловно ему и между прочим высказался, «что недостаточно только быть хорошим кавалеристом, чтобы оказаться способным деятелем на посту генерал-губернатора».

Заметив мое смущенное лицо, Столыпин, улыбаясь, добавил: «Разумеется, я убежден, что до этого погрома дело бы не дошло, если бы тогда уже обе должности были объединены в ваших руках!»

Первые известия о беспорядках в Киеве застали меня во Франции, где я находился во время обычного моего увольнения в отпуск. Вскоре получена была от моего начальника штаба, генерала Маврина, шифрованная телеграмма. Она была так перепутана, что трудно было ее расшифровать. День спустя прибыла нешифрованная, от председателя Совета министров Булыгина, с уведомлением о моем назначении киевским генерал-губернатором. Через Париж – Вену я выехал сейчас же в Волочиск, пограничную станцию между Россией и Австро-Венгрией, где и получил я первые известия о событиях в Киеве.