Ночь страсти - Элизабет Бойл

— Я понимаю, но иметь возможность отправиться… — Она смотрела на рундук, словно в нем были спрятаны все ее мечты и желания. И когда она вновь взглянула на Колина, ее взгляд говорил, что он был тем человеком, который способен дать ей все это.

«Нет, не я», — хотелось ему сказать. Вместо этого он вставил ключ в замок, повернул его и поднял крышку. Это, похоже, развеяло окутавшие ее чары. По крайней мере на несколько мгновений.

— Куда вы направляетесь?

— В Неаполь. — Колин поморщился, когда слово сорвалось у него с языка. Он отказался даже намекнуть Темплу о грядущем плавании, а этой незнакомке он, почти не думая, раскрыл свои планы.

— Неужели? — Она вздохнула, затем снова заговорила: — Я всегда мечтала увидеть Везувий. Отец много рассказывал мне о нем. Вы его видели? Он действительно до сих пор дымится и грохочет?

Он взглянул на нее через плечо:

— Ваш отец путешествовал?

— О да. — От одного этого воспоминания ее глаза заискрились. — Точнее сказать, мои родители были там вместе во время своего свадебного путешествия, и… — Она запнулась и замолчала, будто раскрыла какие-то государственные секреты. И тут же как ни в чем не бывало начала старательно разглаживать юбки.

Колин обдумывал ее бесхитростное признание, пока рылся в рундуке. Ее родители провели медовый месяц в Неаполе?

О да, подумал он. У большинства жриц любви родители ездили в Италию во время своего свадебного путешествия. Это подтверждало его теорию, что она была внебрачной дочерью какого-нибудь аристократа.

Но кем, черт побери, она была на самом деле?

Он нащупал кожаный мешочек со своими личными сбережениями и вытащил его из сундука. Он быстро отсчитал сумму, о которой они договорились.

— Вот, — сказал он.

Она рассматривала монеты с любопытством и одновременно в смущении. Она явно колебалась, поэтому он взял ее руку, вложил их ей в ладонь и крепко согнул ее пальцы.

— Возьмите их, — настойчиво попросил он. Она покачала головой:

— Вы не поняли. Это не…

— Недостаточно? — предположил он. — Возможно, это так. Но к сожалению, в данный момент я не могу истратить больше.

Она смотрела на свою руку, которую все еще сжимали его пальцы. Когда же она подняла голову, у нее по щекам текли слезы. Они блестели и сверкали при свете горящего камина, словно моля осушить их, стереть причину ее горя.

— Что случилось, Джорджи?

— Я не могу принять эти деньги. Без… без того… — Она запнулась, и ее щеки запылали.

— Не заработав их? — улыбнулся он.

К его удивлению, ее лицо при этих словах прояснилось.

— Да. Я не могу принять деньги без… ну, вы сами знаете.

Колин рассмеялся:

— Моя сладкая маленькая Киприда, если вы даже не осмеливаетесь произнести эти слова, как же вы собираетесь осуществить все на деле?

Сказав это, Колин тотчас понял, что провоцирует ее испытать его в том затруднительном положении, в котором оказался. Ему хотелось снять с себя еле сдерживаемое напряжение и уступить ее чарам, лишающим его спокойствия.

И тут она начала преображаться из женщины легкого поведения в очаровательную соблазнительницу, заставляющую сердце Колина стучать в груди словно молот.

— Кому нужны слова? — тихо спросила она.

Джорджи понимала, что это единственная возможность заманить Колина в свои объятия. Потупившись, она наслаждалась теплотой его пальцев, сжимающих ее ладонь. Жаркая волна захлестнула все ее тело, вернула ту дрожь, которую она испытала в карете, когда они слились в поцелуе, когда он изучал ее тело, позабыв обо всем на свете.

Если бы только она сумела заставить его вновь поцеловать ее, пренебречь своими благородными намерениями, смогла разрушить стену его сдержанности, которая, как она подозревала, была блефом.

Он хотел ее. Она была уверена в этом.

Да, она никогда раньше не была с мужчиной. Никогда до этого ее не обнимали крепкие, мускулистые руки, но она всем сердцем понимала, что он желал ее так же страстно и неудержимо, как и она его.

Теперь это уже не было азартной игрой, ставкой в которой служила ее девственность, — нет, это был ее шанс прожить ночь страсти, которая запомнится ей навсегда и станет ее сокровищем. Воспоминания о том, как ее любили, лелеяли и ласкали, будут согревать ее холодную, унылую и безрадостную жизнь, когда та стараниями разъяренного дяди Финеаса и проклятого лорда Данверса, обернется золой и покроется пеплом.

Итак, отбросив образы своего мрачного будущего, она решила во что бы то ни стало прожить эту ночь так, как задумала.

Наконец она подняла глаза на Колина. Глубоко вздохнула. Непокорный локон упал ей на лицо, и она подняла руку, чтобы убрать его.

Все тело Колина словно окаменело, и он наблюдал за каждым ее движением, как голодный кот следит за глупой птичкой, сидящей на изгороди. Она чувствовала власть его физической силы, внутреннюю напряженность его мускулистой фигуры.

Но в отличие от птички она еще ближе подлетела к охотнику.

— Почему вы хотите избавиться от меня? — прошептала она.

— Я должен это сделать. — Он произнес эти слова, но то, как он говорил, тон его голоса подразумевали совсем иное.

Джорджи покачала головой, желая сказать, что это глупо, но непослушная волнистая прядь опять упала ей на лицо. Она уже собиралась вернуть ее на место, когда ее осенила блестящая идея.

Она освободила руку из его пальцев, позволив золотым и серебряным монетам со звоном упасть на ковер, словно капли дождя. Затем снова поймала его руку и провела ею по своим непокорным волосам.

Удерживая руку Колина, она придвинулась еще ближе к нему и потерлась щекой о внутреннюю сторону его запястья, легко касаясь губами теплой кожи. Потом откинула голову и встретила его голодный взгляд; ее губы слегка приоткрылись в безмолвном приглашении. «Поцелуй меня, — молча молила она. — Поцелуй меня еще раз».

Во взгляде его зеленых глаз отражалась битва, такая же жаркая и бурная, как те, в которых он действовал на море, сражаясь неистово и благородно.

Она с тоской подумала, что эту битву он не выиграет, если победа означает, что он будет любить ее.

Колин издал такой земной и в то же время необычный стон, что почти напугал ее, и, когда с его губ слетел последний отрывистый вздох, он впился в ее рот поцелуем.

Теперь пришла ее очередь сдаваться.

Его язык щекотал ее губы и еще больше раскрыл их только для того, чтобы продолжить свои боевые действия, дразня, пробуя и поглощая. Джорджи приникла к нему в порыве страсти, испытывая непередаваемое чувство облегчения. Но когда ее тело проснулось, обрело свою собственную жизнь, и у нее сначала все сжалось в животе, а потом жар побежал вниз между бедрами, Джорджи захлестнула волна тревоги.