Достойный наследник - Джоэл Розенберг

Уолтер обернулся – Эйя опускала второй пистолет. Густые волосы, намокнув, облепили щеки и шею. Она ровно смотрела на него, прижимая к боку свободную руку.

– Я не промахиваюсь по работорговцам, – процедила ока сквозь сжатые зубы. – И не стреляю наудачу.

Чепуха. Промахнуться может любой. Но она не промахнулась – а только это и имело значение. Да и не время сейчас спорить.

– Все по местам, – распорядился Словотский. – Пистолетчики – под парусину, займитесь перезарядкой. – Сам он тоже, нащупывая в поясной сумке рожок с порохом, направился туда, где бросил свои пистолеты. Они все еще могли пригодиться – если использовать просмоленную парусину, как навес, и перезаряжать оружие под ней.

Дождь лил как из ведра; Уолтер подобрал оружие, смахнул с глаз воду, надеясь, что под парусиной найдется достаточно сухих тряпок, чтобы обсушить пистолеты перед зарядкой.

– Джимми, эти деревья надо срубить. Данерель, займись ранеными животными: перевяжи или добей, чтоб не муч…

Он осекся на полуслове.

Эйя зажимала ладонью бок. Нет.

Уолтер бросился к ней. Она сидела на земле, прислонясь к стволу иссохшего клена, слепо смотрела в дождь и неловко пыталась что-то нашарить в сумке, не обращая внимания ни на ливень, ни на жуткую темную влагу, что расползалась по ее бедру, пятная тунику.

– Эйя, прошу тебя… позволь мне… – Брен Адахан опустился на колени подле нее, но Уолтер оттолкнул его, едва не сбив с ног.

Много позже Уолтеру пришло в голову, что он действовал в точности как Карл – этот маньяк Куллинан никогда не умел концентрироваться больше чем на одной мысли зараз.

– Лекаря, черт! – рявкнул он, падая на четвереньки рядом с Эйей. – Где он шляется, когда нужен здесь?! – Он выдрал пистолет и рожок из ее онемелых пальцев и – не обращая внимания на слабое сопротивление – взял обе ее ладошки в свою.

– Я решил, что самое главное – здесь, поняла? – Он попробовал разорвать на ней тунику – взглянуть на рану. Мокрая ткань не поддавалась: прилипла к коже.

Вцепившись в тунику обеими руками, Уолтер рванул – открылась рана в боку. Глубокая, почти до почки. Кровь сочилась непрерывной темной струйкой. Стремясь остановить кровотечение, он прижал ладонь к ране – и сразу отдернул: Эйя вскрикнула, тело ее свела судорога.

– Нет, – сказала она, пытаясь высвободиться из его рук – попытка была такой слабой, что он испугался. – Потом. Иди перезаряжай, не то… – Она зашлась кашлем, кровавая рвота брызнула изо рта на Уолтера.

Примчался гонец с бронзовой бутылью бальзама; уголком глаза Уолтер видел, как Брен Адахан, отобрав бутыль, вскрывает ее. Пролив немного на рану, Адахан просунул горлышко меж губ Эйи; Уолтер поддерживал девушку.

Но новый спазм и, напрасно потраченный, бальзам выплеснулся на Уолтера. Брен еще раз полил бальзамом рану – помогло, но не сильно.

– Попробуй еще разок, Эйя, ты должна это проглотить.

– Не могу…

В голосе Словотского звякнула сталь. В отличие от Брена он не просил – приказывал.

– Так надо, Эйя. Выпей.

«Боже, это же не я, это Карл Куллинан», – подумал он – но она, хоть и с трудом, глотнула, потом обмякла на его руках.

– Нет! – то ли вскрикнул, то всхлипнул Брен; Уолтер прижал холодное, мокрое, пугающе неподвижное тело к груди.

Нет. Только не это.

Но – Бог и все его ангелы! – билось не только его сердце. И ее тоже.

– Она жива, Брен. – Уолтер обнаружил, что улыбка только что не разорвала его лицо пополам. – Жива. – Он сжал ее запястье и нащупал пульс. Слабый, нитевидный – но он был. Словотскому показалось – он слышит удары ее сердца.

Где-то среди бури ревел, отдавая приказы, Ахира. С треском упало дерево.

– Уолтер! – позвал гном. – Пора трогаться.

Брен мрачно кивнул, принял на руки безвольное тело девушки – легко, осторожно, – бросил по сторонам острый взгляд, пригнулся и нырнул в дождь.

Умница, похвалил себя Словотский. Умница. Эту связь ты спрятал неплохо.

Уолтер всегда гордился собой за то, что не болтал о своих победах – тем более что было и не важно: заинтересованные стороны и так обо всем догадывались.

Нашел, о чем думать. Он отер с лица и груди рвоту и кровь и, увязая, пошел назад, к тропинке. Ноги по щиколотку уходили в грязь.

Оставь это на потом.

– Оставь все на потом, Уолтер. – Ахира словно прочел его мысли. Гном примеривался топором к стволу еще одного дерева. Ударил; из-под лезвия брызнули щепки размером с Уолтеров кулак. – Давай-ка займись перезарядкой.

Уолтер взглянул туда, где бросил пистолеты: они лежали в листве, сырые и грязные. Понадобится немало времени – и тряпок, – чтобы их можно было заряжать.

– Не выйдет. Придется их чем-нибудь заменить.

– Ну так замени.

Лучше всего было бы разжиться арбалетом – взять да и позаимствовать у какого-нибудь мертвеца-работорговца. У этих сволочей, кажется, весьма неплохое оружие.

Он двинулся туда, где на земле, придавленное лошадью, простерлось недвижное тело вражеского арбалетчика. С остекленевшим взглядом, едва дыша, животное скулило от боли. Правая нога его была сломана, окровавленные обломки костей прорвали кожу.

На мертвых работорговцев Словотскому было плевать – привык за столько-то лет. Но вот к мукам животных ему, наверное, не привыкнуть никогда.

– Данерель! – позвал он. – Был у них бальзам?

Толстяк кивнул, вытащил из поясной сумки керамический сосудик и подал его Словотскому.

Хотя целительные бальзамы были огромной ценностью, доверять лекарствам работорговцев было нельзя – не единожды они оказывались ядом; однажды у него на глазах один из бойцов его с Карлом отряда умер в ужасных муках. И четырежды Уолтер наблюдал, как точно так же умирали работорговцы, на которых они работорговые же бальзамы пробовали.

Но здесь подопытных животных не было.

– Впрочем, Доббин, вряд ли ты что-нибудь потеряешь, если я и попробую.

Уолтер откупорил бутылочку и полил ногу лошади густой жидкостью.

На сей раз бальзам был настоящим. Кожа и мышцы, нарастая, поставили на место кость, кожа стянулась, будто на «молнии». Но лошадь была все еще слаба, все еще стонала. Должно быть, внутренние повреждения.

Ну что ж, решил Уолтер, посмеиваясь про себя, яд может проявиться не сразу. Лучше извести этот бальзам на лошадь, чем отравиться самим.

Он выплеснул остатки бальзама в лошадиный рот и отшвырнул пустую бутыль.

Повторилось давно привычное чудо: не прошло и минуты, как лошадь была на ногах. Наклоняясь перевернуть труп, Уолтер похлопал ее по морде; войдет в мою долю добычи, решил он.