Вихрь - Оливия Уэдсли

— Я сошла с ума! — сказала она, смеясь легким, дрожащим смехом. — Мы оба сошли с ума, но я люблю безумие!

Он снова сжал ее в своих объятиях, положил ее голову на свое плечо и покрыл поцелуями глаза, лицо, шею…

— Наконец-то, наконец-то! — шептал он.

Его объятия становились все крепче, его поцелуи делались все сильнее.

— Я люблю тебя, — зашептал он со страстью. — Это было предначертано, что мы встретимся, что мой взгляд, брошенный на тебя, пронзит тебя и после этого мы станем одним существом. У меня нет слов более глубоких и более нежных, чтобы выразить мою любовь. Ирэн! Ирэн!

Он забыл все на свете, кроме того, что любил ее и на мгновение достиг того, чего так жаждал.

— Раньше чем я вас увидел, — сказал он, запинаясь, — я думал о вас, восхищался вами, и вот вы пришли к Скарлоссу. Всю мою жизнь я ждал этого мгновения. Я увидел вас! — Он снова сжал ее в своих объятиях. — Вы, такая стройная, такая чуткая, такая бледная, с бездонными глазами! Что вы перестрадали? Что вы прочувствовали?

Склонившись над ней, он коснулся губами ее волос.

— Скажите мне, — страстно прошептал он, — скажите мне!

Она трепетала в его руках. Подняв свое лицо, она прошептала:

— Я не знаю. Я забыла. Вы… вы…

— Скажите мне! — настаивал он. — Как вы меня мучаете! Скажите, скажите!

Автомобиль замедлил ход и остановился. Огни подъезда ударили им в лицо. Лакей открыл дверцу и стоял в ожидании. Ирэн шагнула мимо Жана, сидевшего без движения, и вышла из автомобиля. Она была необычайно бледна, и ее глаза странно блестели.

— Спокойной ночи, — сказала она совсем тихо. — Приедете ко мне завтра?

Жан сжал ей руку.

— Приеду, — быстро сказал он.

Она исчезла в тени, приказав шоферу отвезти Жана обратно в Вену. Он снова увидел ее, когда автомобиль завернул, бросив мягкий свет фонарей на дорогу.

В эту ночь Ирэн ни на минуту не сомкнула глаз. Ничто не могло омрачить ее светлой радости.

Много лет спустя она вспоминала о тех часах, которые пережила, расставшись с Жаном. Она легла, но даже не пыталась заснуть. Она встала с постели и села у окна в своем белом капоте. Наконец-то, несмотря на все препятствия, после долгих страданий, пришло это счастье, такое великое, что тяжело было его вынести. Ей не хотелось сначала, чтобы Жан услышал те слова, о которых просил. Они были чересчур чудесны, чтобы произнести их внезапно. Но они были правдивы. Она любила его. Она знала это уже на концерте. И она поняла свою тревогу, раздражительность, бессонницу последней недели и свою задумчивость. Это была любовь, которой она боялась.

Она тихо засмеялась. Куда девалась та женщина, которая жила здесь всего несколько недель назад? Женщина, которая боялась жизни и забыла, что такое радость? Сладкое безумие охватило ее. И она могла иронизировать над этим неделю тому назад! Жан казался ей теперь таким понятным. Она думала о нем и верила в своих думах, что его душа чиста перед ней.

В вопросах чувства она не была умной женщиной. Она никогда не знала сомнительной радости самоанализа. Вечная сварливость мужа препятствовала развитию в ней этой способности, вообще говоря, мало ей свойственной. Она ни о чем не задумывалась в эту блаженную ночь.

Вот показалась заря на востоке, и настал новый день, день, когда Жан придет к ней. В зеленом плюще, обвившем стены замка, начали просыпаться птички. Одна из них — дрозд, арендовавший помещение на стенке, как раз под окном, где он построил просторное гнездо, завертелся, стоя на краю своего обиталища. Увидев Ирэн, он повернул к ней голову.

— Милый! — сказала Ирэн.

Это достигло слуха почтенной дроздихи, которая, издав писк восторга, приказала своему супругу внимательно следить, не появится ли завтрак. Ирэн высунулась из окна, чтобы лучше разглядеть гнездо. Она вдруг почувствовала в себе забавную симпатию ко всем влюбленным существам. Тем временем почтенная дроздиха весьма непоэтично поглощала свой завтрак. Ирэн засмеялась опять. Солнце уже взошло. Она вдруг также почувствовала сильный голод. Она съела бисквит, легла в кровать и заснула. Ей показалось, что она почти сразу, через какую-нибудь минуту, проснулась и увидела возле себя Анастаси с утренним чаем на подносе.

Заря исполнила свои обещания, день был лучезарно ясный. Жан пришел рано. Они снова встретились в маленькой голубой гостиной. Оба были почему-то крайне смущены.

Неожиданно он заявил:

— Я не спал сегодня.

Действительно, он выглядел очень усталым. Ирэн инстинктивно отняла руку. Он опустился на колени около ее стула и наклонился к ней.

— Я тоже не спала, — прошептала она. Даже погодя, когда первое смущение прошло, они оставались некоторое время молчаливы.

— Я принес с собой газеты, — вдруг сказал Жан.

— Какие газеты?

— Со статьями о моем концерте.

Он встал и через минуту принес большую кипу газет. Его усталость как будто сразу прошла.

— Вот здесь, и здесь тоже. Вот этот столбец, — говорил он с живостью, указывая на разные рецензии. — И еще здесь. Но я плохо понимаю по-немецки.

Ирэн начала переводить фразы на французский язык. Жан просветлел. Критики были исключительно щедры на похвалу. Он шагал взад и вперед по комнате, быстро повторяя:

— Моя карьера сделана, не правда ли? Ирэн!

Он засмеялся, подошел к ней и поцеловал ее.

— Вы рады?

— Жан!

Это было в первый раз, что она назвала его по имени. Его лицо вспыхнуло от счастья. Газеты на минуту были забыты. Он обхватил ее руками, поднял со стула и стоя поцеловал ее.

Фразы страсти вырывались между поцелуями.

— Ирэн, скажи мне, скажи мне, любимая!

Она заглянула в глубину его глаз.

— Я люблю тебя, — сказала она.

Он покрыл ее лицо поцелуями, смял ей прическу и заставил ее наклониться так, чтобы он мог поцеловать маленький непокорный локон на ее затылке. Он ликовал в своем счастье, по-мальчишески дразнил ее своими губами, целовал ее длинные ресницы «поцелуями бабочек».

Он держал ее в своих объятиях и говорил, задыхаясь:

— Подумать только, что это вы! Только подумать! Все другие — Эбенштейн, Скарлоссу, все боятся вас, потому что вы такая знатная, потому что у вас есть это, — он указал рукой на стену замка.

Ирэн не поняла его и только засмеялась ему.

— Милый, когда вы меня целуете, я не разбираю половины ваших слов. О, Жан! Ваш пиджак!

Она смотрела на рукав и обшлаг его пиджака. Они были слегка напудрены в тех местах, где она прижалась лицом.

— Не беда, — сказал он и вдруг расхохотался. Потом замолчал. Ирэн не замечала его нервности.