Ход конем - Василий Горъ

И если ремонт одного из оружейных пилонов с грехом пополам удалось отложить «на потом», то с калибровкой маршевых движков этот номер не прошел: разгоняться до скорости погружения на корабле с такой неисправностью решился бы только самоубийца. Поэтому следующие минут двадцать мы просидели как на иголках. Молча. Моля бога, чтобы дежурному офицеру не пришло в голову связаться с вышестоящим руководством и доложить о состоявшейся «экспроприации».

В отличие от нас аналитик, работающий с Владом, этого совершенно не боялся: как только выяснилось, сколько времени займет калибровка, он потребовал у Агалакова хакнуть «комм» одного из курсантов и войти во внутреннюю сеть Академии Бейт’Ло.

Я представила себе последствия возможной ошибки, вызвала Вика… и облегченно вздохнула, услышав в персональном канале Агалакова начальственный рык генерала Харитонова:

— А-а-атставить хак! Майор Жихарь, у вас что, прогрессирующий склероз? ОСНОВНАЯ и ЕДИНСТВЕННАЯ задача операции «Невод» — это захват и вывоз с планеты курсантов старших курсов первого факультета Академии Бейт’Ло. Любые действия, ставящие под угрозу выполнение этой задачи, строжайше запрещены!

— Э-э-э… виноват, сэр.

— Поговорим об этом потом. А сейчас займитесь тем, что вам поручено. Ясно?

— Да, сэр.

— Старший лейтенант Агалаков?

— Я, сэр! — тут же отозвался Влад.

— Не забывайте, что те, с кем вы общаетесь, — только консультанты. А операцией командуете вы.

Eдинственная команда Агалакова, которую я услышала в этот день, состояла всего из двух слов. «Взлет разрешаю». Она прозвучала в его персональном канале через двадцать две минуты после посадки на эсминец и дала начало еще одному, сравнительно короткому отрезку времени — ожиданию момента, когда трофейная машина разгонится до скорости погружения. А когда корабль с ДШГ и вожделенными «объектами» ушел в прыжок, в общем канале мыслесвязи раздался крайне довольный голос Харитонова:

— Господа офицеры, поздравляю вас с успешным завершением операции «Невод»! Рейдовая группа полковника Волкова может возвращаться домой.

Несмотря на все старания психологов, смириться с некоторыми особенностями анатомии и физиологии своего временного пристанища Нюканену так и не удалось. В теле Железной Стеллы раздражало буквально все: наличие груди, мешающей спать на животе, широкие бедра, придающие походке «непередаваемый шарм», круглая задница, создающая впечатление подушки под седалищем, длинные волосы, требующие постоянного ухода. А еще ногти, кольца, белье…

Каждое утро, просыпаясь, он тратил как минимум полчаса на то, чтобы заставить себя смириться с необходимостью выдержать весь комплекс косметических процедур, выполняемых женщинами перед выходом из дому, а по вечерам, оставаясь в одиночестве, усиленно обходил стороной встроенный в стену спальни бар, в содержимом которого можно было найти требуемое ему успокоение.

«Восемь месяцев… — уговаривал себя он. — Каких-то восемь месяцев — и я вернусь к полноценной жизни! У меня будет все, о чем может мечтать человек: власть, деньги, женщины, будущее. Надо только дотерпеть…»

Молитва помогала, но слабо: каждый раз, увидев свое отражение, опустив взгляд на свою грудь или справляя естественные потребности, он испытывал самый настоящий шок. И, чтобы восстановить душевное равновесие, с головой уходил в работу.

Последней было предостаточно: будущему председателю КПС требовалось изучить политическую платформу Железной Стеллы и ее противников, проштудировать все речи, которые она когда-либо произносила, вжиться в ее манеру говорить и двигаться, вбить в подсознание любимые слова и выражения, а также научиться адекватно реагировать на отношение к ней мужчин. А еще подготовиться к встречам с каждым из многочисленных друзей госпожи О’Лири, с ее детьми и любящим мужем.

«В политике не бывает мелочей, — мысленно повторял Сеппо, стараясь не думать о том, что в ближайшем будущем ему придется как-то регулировать сексуальные отношения с супругом. — Любая ошибка, будь то слово, жест или взгляд, обязательно будет использована против меня. Поэтому надо быть безгрешным, как ангел, и не допускать ни одного просчета».

Увы, даже такие разумные доводы не спасали от панических мыслей об исполнении супружеского долга. А армия врачей и психологов, контролировавшая его состояние первые дни после смены тела, куда-то испарилась именно тогда, когда он начал испытывать потребность в беседе. И оставила его наедине со своими проблемами.

Нет, при желании можно было вызвать кого угодно. И получить как помощь психолога, так и фармакологию, снижающую остроту восприятия действительности и сживания с новым телом. Однако Сеппо старался обходиться своими силами, зная, что каждое его действие будет оцениваться Блохиным с точки зрения его взгляда на долг «человека команды». И любое несоответствие тому образу, который смог поднять Сеппо на предпоследнюю ступень пирамиды власти, может оказаться тем самым толчком, который сбросит его вниз.

Поэтому распорядок дня он составил так, чтобы оставлять себе как можно меньше возможностей для рефлексии. Два часа — на косметические процедуры, завтрак, потом — шесть часов работы с «Суфлером»[101]. Обед, двадцатиминутная беседа с помощниками, во время которой Сеппо оттачивал манеру разговора и жестикуляции. Потом получасовой анализ отснятого за это время голофильма… и еще шесть часов в кабинете с роликами, снятыми во время бесед Железной Стеллы с ее родителями, детьми и мужем.

После ужина Нюканен, морально уничтоженный просмотром «романтических сцен» с участием «своего» супруга, отправлялся в прекрасно оборудованный тренажерный зал, чтобы при помощи физических нагрузок отключить мозги. И заодно привыкнуть к особенностям тела с центром тяжести, расположенным значительно ниже привычного.

Увы, первое удавалось все реже и реже: подсознание, не желающее мириться со сменой пола, всячески протестовало. И частенько заставляло его просыпаться в холодном поту, подсовывая образы, забыть которые не удавалось по нескольку дней. Например, первую брачную ночь с Джереми Мак-Грегором или увиденную в одном из снов процедуру кастрации. Даже вибрация комма, заставившая его открыть глаза на пятнадцатое утро после завершения косметического морфинга, сначала показалась Нюканену очередным кошмаром: там, на грани яви и сна, какой-то мужчина с безумным взглядом фанатика пытался отрезать ему руку.

Усилием воли заставив себя проснуться, Сеппо кинул взгляд на пляшущую перед лицом аватарку и, сообразив, что это — звонок от Блохина, рывком сел. Вбитые в подсознание рефлексы заставили его привычно натянуть одеяло на свою обнаженную грудь и посмотреть на то, как смотрится его лицо на экране обратной связи.

Лицо выглядело не очень: следы от складок подушки на левой щеке, темные круги под глазами, слипшиеся ресницы. Да и волосы, еще вечером радовавшие взгляд своей чистотой, слиплись от пота и напоминали клубок водорослей…