Шерлок Холмс и дело о папирусе - Дэвид Стюарт Дэвис

— Не скромничайте, старина. Неизвестного вам не знаю и я. Вы абсолютно правы насчёт Фавершема. Он, как и я, сумел расшифровать папирус из гробницы Хентави, узнав таким образом, где находится «Книга мёртвых». Все нужные сведения содержатся в этом свитке. Остаётся только верно их интерпретировать. Сэру Алистеру Эндрюсу эта задача в своё время оказалась не под силу. Он и теперь не смог с ней справиться. Фавершем подошёл к проблеме расшифровки точно так же, как и я. Он исходил из того, что Сетаф знал: желающие завладеть «Книгой мёртвых», скорее всего, будут искать её в его гробнице, и, чтобы ввести их в заблуждение, спрятал свиток в гробнице своей госпожи, царицы Хентави, укрыв папирус в неброском погребальном сосуде. Нисколько не сомневаюсь, что дирекция Британского музея сочла невинной просьбу Фавершема оставить ему погребальный сосуд и с охотой её удовлетворила. Откуда же ей было знать, что в сосуде хранится самая ценная находка из всех тех, что были обнаружены в ходе экспедиции? Что же касается причины, по которой Фавершем никому не рассказал о «Книге мёртвых», то тут я теряюсь в догадках. Нам ещё предстоит отыскать ответ на этот вопрос. Быть может, Фавершем, подобно многим коллекционерам, предпочитал таить от мира свои сокровища. Ведь некоторые обладатели изумительных шедевров искусства хранят их под замком и никому не показывают. Им довольно самого обладания. Не исключено, что Фавершем относился к людям подобного рода. Представьте себе, какое наслаждение он получал от сознания того, что его конкурент Эндрюс бьётся как рыба об лёд, безрезультатно пытаясь отыскать «Книгу мёртвых», тогда как она хранится у него, Фавершема, дома.

— Сэр Джордж мёртв, поэтому мы, быть может, никогда уже не получим ответа на этот вопрос.

— Как бы сказал Мельмот, мёртвые могут поведать нам многое. Завтра мы навестим дом Фавершема в Кенте и попытаемся узнать правду.

Пока мы с Холмсом вели эту беседу, сэр Алистер Эндрюс лежал на жёсткой койке в одной из следственных камер Скотленд-Ярда. Ему пока не предъявили обвинений, но он уже знал, что впереди его ждут тюремное заключение и позор. За какие-то несколько часов все его мечты о славе и признании обратились в прах. Он уставился на забранное решёткой окно, сквозь которое в камеру просачивался бледный лунный свет. На глаза учёного навернулись слёзы. Однако кроме горечи его переполнял и гнев. Гнев на самого себя. Как он мог быть таким дураком?! Доверчивый болван, вот он кто! Ярость разгоралась подобно жаркому пламени. Она полыхала, снедая его изнутри. Он повернулся на другой бок. Ни легче, ни удобнее не стало. Учёного переполняло отвращение к самому себе. Он повернулся на спину. Дышать стало трудно. Сделалось больно. Грудь сдавило так, будто сверху на неё возложили тяжкий груз. А сердце… сердце всё колотилось и колотилось, будто непослушный мотор, который пошёл вразнос… Стук молотом отдавался в ушах, заглушая остальные звуки. Прежде чем потерять сознание, сэр Алистер успел позвать на помощь.

Сэр Джордж Фавершем жил в «Кедрах», большом особняке на окраине Ли, в Кенте. Холмс взял напрокат двуколку, которой вызвался править сам. На ней мы преодолели около семнадцати миль.

— В подобных экипажах куда проще заметить слежку, чем в битком набитом поезде, — пояснил он.

В дороге мы по большей части молчали. Стоял тёплый солнечный день, и я с интересом наблюдал, как по мере нашего движения меняется окружающий пейзаж. Переехав мост через медленно влекущую свои свинцовые воды Темзу, мы оставили позади огромный серый город, окутанный дымами и насыщенный миазмами. Постепенно предместья из красного кирпича уступили место очаровательным пригородным виллам. Прошло не так много времени, и вот мы уже катили среди лесов, которых ещё не касалась беспощадная цивилизация. По дороге в Ли мы миновали два графства, Мидлсекс и Суррей, и наконец прибыли в Кент. Поездка доставила мне несказанное удовольствие.

На окраине Ли Холмс остановил лошадь у обочины, чтобы свериться с картой. «Кедры», дом сэра Джорджа Фавершема, располагался в северной части города.

— Ну вот, Уотсон, — Холмс ткнул пальцем в точку на карте, — до цели меньше двух миль. На ближайшем перекрёстке нам надо свернуть налево.

Он спрятал карту, и мы снова тронулись в путь.

— Помимо рассказанного сэром Чарльзом мне мало что удалось узнать о Фавершеме, — сказал Холмс, щурясь от яркого солнца. — Насколько я понимаю, он вёл жизнь отшельника и предпочитал одиночество. Жил скрытно и замкнуто, — так сказал сэр Чарльз. В «Кедрах» его добровольное затворничество разделяли всего два человека: секретарь Джон Филипс и слуга по фамилии Доусон. Сейчас дом выставлен на продажу. Я связался с агентами по недвижимости и договорился о визите. Нас встретит Доусон. Он же покажет нам дом.

— А что с Филипсом?

— Понятия не имею, где он, — пожал плечами Холмс. — Скорее всего, ищет новую работу и, не исключено, уже её нашёл. Думаю, подробности мы узнаем у Доусона.

Холмс снова погрузился в молчание, которое хранил, пока мы не добрались до цели.

Те же самые ласковые лучи солнца, что так радовали нас по дороге в Кент, просачивались сквозь грязные окна тюремной больницы и заливали палату тусклым жёлтым светом, не добавлявшим красок восковому лицу сэра Алистера Эндрюса. Его дочь Катриона сидела возле кровати, держа отца за руку, на которой сквозь почти прозрачную кожу явственно проступали синие вены. Рука эта была холодной, холоднее самого льда. Холоднее ужаса, что сейчас испытывала девушка. Холоднее ярости, которая одолевала её. Невидящий взгляд Катрионы был устремлён куда-то вдаль. В глазах девушки стояли слёзы.

Позади раздался шорох. Подошла сестра милосердия и взяла Катриону за руку.

— Пойдёмте, милочка. Боюсь, вам пора.

Она кинула взгляд через плечо на офицера в форме, стоявшего в полутора метрах от неё. Он шагнул вперёд, и сестра ласково, осторожно помогла девушке встать.

Катриона Эндрюс наклонилась и запечатлела прощальный поцелуй на бледном челе отца. Сестра милосердия подвела её за руку к офицеру, стоявшему у двери палаты.

На мгновение девушка помедлила и обернулась, чтобы окинуть последним взглядом кровать, на которой лежал отец. Сестра как раз накрывала лицо сэра Алистера простынёй.

Особняк «Кедры» производил сильное впечатление. Он появился перед нами внезапно, словно по мановению волшебной палочки, в конце извилистой дороги, по бокам которой густо росли деревья. Перед ним простиралась большая круглая лужайка, поросшая яркими первоцветами. Само здание, выдержанное в классическом георгианском стиле, было сложено из отшлифованного желтоватого камня, который будто бы сверкал на солнце. Единственным украшением фасада здания служили аккуратно подстриженные побеги плюща, обрамлявшие главный вход.

Холмс остановил двуколку у главного входа. Огромная дверь открылась, и навстречу нам вышел сутулящийся седовласый мужчина невысокого роста.

— Добрый день, джентльмены, — с полупоклоном промолвил он, вперив в нас большие слезящиеся глаза. — Насколько я понимаю, вы мистер Холмс и мистер Уотсон…