Я тебя (не) забыла - Татьяна Тэя

Что ей сказать? Что три года назад, что сейчас она не горела желанием обсуждать ситуацию между ней и Сергеем. Тогда, потому что чувствовала себя несусветной идиоткой и было так неохота в этом признаваться, сейчас, потому что всё уже перетёрлось и перемололось. Вроде бы.

Вроде бы да не вроде бы.

Лерка убежала в уголок к своим напольным пазлам, которые разбирать могла до бесконечности, а Аня откинулась на спинку дивана и уставилась на мать, которая всё ещё ждала продолжения.

–Ты зачем ему мой адрес дала?– решила она начать с главного вопроса.

–Так он бы всё равно тебя нашёл рано или поздно.

–И ты решила, что рано лучше, да?

Вера Анатольевна улыбнулась с лёгкой грустью. Иногда Аня могла быть очень упрямой. И напористой. Неплохие в принципе качества, главное применять их там, где надо.

–Аня,– начала она аккуратно,– дети должны жить с собственными отцами, если есть такая возможность.

–Какая возможность? Мам, ты ничего о нём не знаешь.

–Ну, по виду он милый.

–Милый? Милый?– Аня почувствовала, как её разбирает истеричный смех.– Мама, да ты представления не имеешь, что у нас с ним произошло! Как он себя повёл!

–Так, а как я пойму, если ты ничего не рассказывала?– зашептала Вера Анатольевна.– Ты ведь даже звонить ему не хотела. Молчала только. Поделилась бы, я бы подсказала. Всяко, жизненный опыт у меня больше.

–Мам, ну серьёзно… что ты видела… папу, который как каменная стена, а? Вы во сколько с ним поженились? Ты едва школу окончила.

–И что!– возмутилась Вера Анатольевна.– Не в количестве мужчин счастье, дочь, и мудрость.

–Ага, а в их качестве. С Мелёхиным тут мимо.

–Ну вы же дружили много лет. Ты же сама рассказывала.

–Это я дружила, а он… он… – Аня запнулась, не способная подобрать правильного слова.

–Неужели он так ужасен?

Аня замялась, обдумывая вопрос матери, но быстро покачала головой.

–Нет… просто гуляка.

–Анют, гуляки нагуливаются рано или поздно, а мальчики взрослеют и превращаются в мужчин. Кто-то раньше, кто-то позже. К тому же из перевоспитавшихся бабников получаются прекрасные мужья.

–Про перевоспитавшихся в романе каком-то сентиментальном прочитала?– с подозрением уточнила Аня.– И при чём здесь вообще «мужья»?

Мама лишь загадочно улыбнулась.

–В общем, не дури, приглядись. Жизнь, конечно, твоя. Но уж больно они с Лерочкой похожи. Как взглянула на него, сразу поняла, чья она дочь. Ещё и глазищи эти… ух… одинаковые. Он как увидит её, у него точно кислород перекроет. Папы они дочек, знаешь, как любят!

–Знаю,– улыбнулась Аня, думая о своём отце.– Да я уже согласилась на встречу. Попробуем на площадке погулять. Лера пусть бегает, там вопросов будет меньше, кто этот мамин друг.

–Мамин друг… – многозначительно повторила Вера Анатольевна.

–Мам, ну перестань, я его точно не интересую. Он всё из-за Лерки…

–Ой, дочь, я бы так с выводами не торопилась. Сделали же вы ребёночка три года… да уж скоро, считай, четыре назад.

Аня тяжело сглотнула. Знала бы мама, как всё было на самом деле, её лояльность к Мелёхину бы тотчас ветром сдуло.

–Сейчас многие тяп-ляп и сделали,– пожала она плечами.– Дело-то немудрённое.

–Ну у кого тяп-ляп, а у вас совсем не ляп получился.

–Да,– улыбнулась Аня, хватая пробегавшую мимо Лерку и тиская в объятьях.

Дочь прижалась к ней на мгновение и чмокнула в щёку. Волна бесконечной нежности и любви затопила Аню. Она никогда не думала, что можно так любить живого человека. Так любят только родители: слепо, безоговорочно, безгранично.

Сама она давно выросла, уже не та девчонка, как раньше, но для мамы по-прежнему оставалась маленькой дочкой, которую надо целовать, любить и принимать такой, какая есть.

* * *

Сергею она позвонила в среду, как и обещала. Очень волновалась перед этим, опять сомнения накатили. Всё-таки сложно было пускать Мелёхина в свой ближний круг. Тем более, она ещё тогда, до рождения ребёнка решила, что такой «папа» им не нужен.

Но вот «папа» всё узнал и нарисовался на пороге, и совсем не хотел отступать.

Теперь Аня боялась даже не столько знакомить дочь с ним, а просто подпускать Серёжу к себе. Он вёл себя странно. А она откликалась на эти его странности. Что было по определению опасной ситуацией. Рядом с ним она будто балансировала на тонкой жёрдочке над пропастью. Шаг вправо или влево, она свалится и полетит вниз, а дорога вперёд – путь в его объятья, где её ещё неизвестно что ждало. Назад пятиться уже не получалось.

–Здорово, с нетерпением жду завтрашнего вечера,– с энтузиазмом проговорил он в трубку.– Ты мне подскажешь, что любят маленькие девочки? А то я совсем об этом ничего не знаю.

–Вот сам у Леры и спросишь,– нервно посмеиваясь, ответила она.

Облегчать задачу Серёже она не собиралась.

–Не факт, правда, что поймёшь. Это ещё нужно приобрести определённый навык, чтобы разбирать её путанные словечки. Но что поделать, Серёж, человек учится разговаривать, спишем на возраст, да?

–Да, но как же?..

Аня вздохнула, понимая, куда он клонит.

–Мелёхин, мы же договорились: никаких подарков, простая прогулка.

–Для начала же?

–Для начала, да. Там посмотрим, как всё пройдёт, и решим, что дальше.

–Ладно-ладно, понял тебя.

Она была благодарна ему, что больше не настаивал.

–Давай, до завтра, подходи к пяти, я как раз её из сада заберу.

А следующим вечером на Аню напал понятный, наверное, нервяк. Её потряхивало, когда она, держа Лерку за руку, вышла за ворота сада. Потряхивало, пока шла до площадки. И уже конкретно заколотило, когда они на ней очутились, и в одинокой мужской фигуре, сидящей на скамейке вдалеке, она признала Мелёхина.

И давно он тут? Они же договаривались на попозже? Не вытерпел? Вот чёрт, а у неё не было теперь времени и возможности взять себя в руки.

Лерка выдернула ладонь из её хватки и деловито потопала в сторону горки, которую вместе с мамой осваивала её «подружка» Карина. Мама Карины, Юля приветливо улыбнулась Ане, но та ей лишь кивнула. Не до разговоров было.

–Присмотришь на пару минут? Я быстро,– попросила она Юлю.

–Конечно,– охотно согласилась та.

И Аня пошла к Мелёхину, который уже встал и, кажется, не знал, куда себя деть. Какая-то странная робость на него напала. А ещё лицо было почти нечитаемым, лишь лихорадочный блеск глаз выдавал абсолютное острое волнение. Даже странно было видеть его таким. Пробиваемым.