1993. Элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером - Глеб Павловский

Глеб Павловский: Это не фашизм и не сталинизм, раз это возвращение к ним. Возвращение – не классика феномена.

Да, но возвращение перехватило инициативу! Неисполнимость вернулась оргией убийств. Потому что убийство остается крайней формой приведения людей к общему знаменателю. Но ты человек, и ты не хочешь под этот знаменатель. Ты македонец, но не хочешь быть сербом, ты чеченец, но не хочешь быть русским или россиянином. В этой крайней ситуации, при сдвиге сознания, который трудно объяснить, есть убийственное упреждение! Я чувствую его, и оно меня леденит.

Еще недавно я писал: надо пойти навстречу друг другу, друг друга понять, и из всего, в чем мы не совпадаем, извлечь пользу и импульс. Но сегодня вижу: не проходит! И тогда ссылаюсь на замечательный афоризм Витгенштейна: «Понимание есть частный случай непонимания». И говорю: давайте достигнем ясности в непонимании, пройдя вместе этап неизбежного непонимания… Какую личную задачу я при этом решаю? Может быть, задачу взаимности в непонимании.

Если не человечество, то что? Если был Homo myphicus и затем был Homo historicus, то далее будет третий человек? Может быть, это он возвращается в эволюцию на другом витке?

Вот именно, на другом. Это очень долгие циклы, и возврат в эволюцию, о котором ты твердишь, сам осуществляется внутри какого-то цикла. Это может быть местный зубец внутри исторического цикла, а то и вовсе возврат в мифическое.

Возврат к Myphicus явственно слышен. Если не считать миф вымыслом, если видеть его непосредственно космичным, что-то нас в него возвращает. Ты говоришь о возврате внутри цикла? Возможно. Но мне удобнее говорить о третьем человеке и его возврате в эволюцию.

Удобство – слабое основание для таких презумпций.

Я убежден, что вид не может долго существовать, делая акцент на единстве. Просто не может! Он задохнется от тесноты. Отсюда это ощущение тесноты, которое испытывают каждый по-разному в Европе, и мы испытываем, и в семьях. Но если мы перевыстроим человеческое существование, идя от различий как источника развития, что отсюда следует? История вытесняла различия, но не могла их вытеснить совершенно. И тоталитаризм нигде не осуществился вполне. Он скорее был упреждающим сигналом о неосуществимости человечества.

Когда тоталитаризм заявил себя уничтожением народов, а антитоталитаризм заявил себя атомной Бомбой, процесс приобрел новые очертания. Не будь Гитлера, не было бы Холокоста, а не будь Сталина, не было Великого террора. Персональные случайности, став агентами неумолимого процесса, обладают огромной самодетерминирующей силой. Они субординируют процесс целиком, и тому не выйти из рамок ситуации иначе, как действуя в ее пределах.

И все же процесс из рамок вышел – иначе где мы это обсуждаем, уже не в СССР, а в РФ? Пределы рухнули в 1991-м и упразднились. Мы имеем дело с историей вне берегов Ялтинской системы, то есть с другим процессом. И должны определить его цикл, а не навязывать чуждые рамки.

Вышел или, как ты же сказал, просто переменил форму? Процесс провинциализируется. Он размазывается по лику планеты, но пружина его, мысль, что можно уничтожить всех, как всякого, продолжает работать!

До определенного момента такой идеи нет и не может быть. С одной стороны, путь к человечеству шел через колониализм. Но в ХХ веке идея человечества достигла фазы, когда технически стало на повестку дня всеобщее самоубийство. Ну не бывало такого прежде! Видовое сопротивляется самоубийству. И мутации продолжались. Но для их опознания надо всмотреться в нечеткую ситуацию, на глубине которой мутирует древнее первоначало Homo sapiens.

Все, что мы видим сегодня, – агония идеи-программы Человечества. Агония типологии окончательных решений, Endlosung’ов, приведения всех к общему знаменателю. Агония единоосновности. Так мы хотя бы фиксируем проблему! А если сказать, что Беловежскими соглашениями мы вышли из этого состояния, проблему теряем.

Чем уравновешена асимметрия Род-Человечество? Иисусово дело и коммунизм. Глобальный феномен меньшинства. Человек не добился родовой единоосновности ♦ Праварианты, «абиологическое живое существо». Речь как свойство Homo не завершена. Цивилизация Европы, творящая свой генезис из остальных. Связь незавершенности Homo с его обреченностью. Обреченное существо изобрело некий «лаз». Человеку и крысе неприятны единородцы. Кроманьонец, нуклеус и отщепы. «Люди нуклеуса» – диверсанты против заданности.

Глеб Павловский: Чем уравновешивается столь хулиганское поведение человечества? Балансом в рамках планетарного целого?

Михаил Гефтер: Весьма вероятно, есть пласты существования, на которые мы активно закрываем глаза, замечая только то, что в нас не вмещается. Человеческий эгоцентризм крайне интенсивен. Но и у него своя пространственная история как его ограничение. Сначала локальные малоазийские очаги, потом новоевропейская цивилизация, наконец попытка переделать новоевропейскую цивилизацию в небывало универсальное состояние – человечество.

Но это же всегда? В Европе царит миф единого пути, а в других местах планеты существовали миры, которые то дружили, то враждовали.

Никогда не устраиваясь в согласуемое целое.

Иисусово дело вылилось в европейское человечество, а затем – в коммунистическую попытку развернуть его в универсальное состояние. Может, вместе с коммунизмом закончилась и множественность микроочагов? А множественности парных, семейных или групповых состояний будут сочетаться, входя в общности на разных уровнях? Совершенно другая геометрия жизни.

Понимаешь, эти корпорации, эти европейские ассоциации, эти культурные объединения, перекрывающие границы. И такое новое глобальное явление, как меньшинство, – качественная определенность, корректирующая всеобщее состояние, привнося нечто альтернативное.

А что, раньше не бывало меньшинств?

Всегда на положении допускаемых, травимых или ограничиваемых. Но не в виде значимого корректива общей жизни и не как ее стимул. Может быть, это принципиально меняет дело. Может быть.

Отталкиваясь от вероятности, что вполне еще может все кончиться. Не исключено, сила взаимного отторжения, взаимной непереносимости людей и шок тесноты человеческих существований нас просто взорвут.

В Европе привыкли признавать принципиально новое в рамках изменения контракта. Но эта европейская договоренность теряет значение. Ведь предел, о котором ты говоришь, тоже договоренность. Возвращаемся к состоянию, когда границы значимы были только для тех, кого они разделяли.

Да, есть новый элемент. Я отсчитываюсь от двух неравнозначных моментов. От одного, который опознаю как идею человечества – идею, покидающую землю. Что неравносильно концу вида Человек. И второй – в свете риска прекращения вида я хочу рассмотреть российскую ситуацию. Она может быть рассмотрена и так, и так.