Встречи с призраками - Артур Конан Дойль

раз по той улице, где жил Барбер. Всю дорогу я осыпал его упреками. Мало ему было валять дурака самому, так понадобилось меня в это впутать! Я мог работу из-за него потерять!

Мы с ним дошли до двери его дома. Он выглядел совсем больным. У него так дрожала рука, что он никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Я открыл дверь сам.

— Зайдите, посидите со старым другом, — попросил он.

— Зачем?

— Я так боюсь…

— А мне кажется, — резко ответил я, — что вы или пьяны, или под наркотиками.

Я затащил его внутрь, закрыл дверь и зашагал по улице прочь от его дома. Я был очень зол и обеспокоен, и вместе с тем считал, что Барбер должен получить хороший урок, и пренебрежение к его бедам пойдет ему только на пользу. К тому же я постоянно напоминал себе, что Барбер на самом деле — полнейшее ничто, маленький ничтожный человечек, не важнее клочка бумаги, валяющегося на тротуаре. Ведь я до сих пор — пора признаться в этом! — находился настолько под впечатлением произошедшего в концертном зале, что не мог не относиться к Барберу с некоей смесью уважения и, как бы абсурдно это ни звучало, страха.

Прошло около года, прежде чем мы встретились снова. Я слышал, что работу он все-таки потерял. Тамошний кассир, рассказавший мне об этом, говорил, что этот молодой человек всегда был способным работником, но в последний год начал вести себя очень странно, иногда бывал склочным и грубым. Он добавил, что Барбер то и дело спорил с руководством — «в те моменты, когда становился сам не свой», — и в конечном итоге это отказались терпеть.

— Но такое бывало только иногда, — объяснял кассир. — Он часто болел, порой приходил на работу совсем слабый, и это стало хорошим поводом от него избавиться. Он был странный, — значительно добавил мой знакомый.

Не имею представления, как жил Барбер, оставшись без работы. Наверное, мать немного ему помогала. Когда мы случайно столкнулись на улице, он выглядел больным и жалким, а его землистое лицо было больше обычного усеяно прыщами. Не знаю, заметил он меня или нет, но собирался пройти мимо; я остановил его и сказал, что он выглядит очень нездоровым.

— А вы умеете подбодрить, — сказал он и раздраженно продолжил: — Как можно ждать от человека, чтобы он хорошо выглядел, если внутри него живет нечто сильнее его и заставляет делать глупейшие вещи? Я не могу его не выпускать. Я никогда не знаю, когда оно завладеет мной в следующий раз. Сейчас я ищу работу, но даже если мне посчастливится ее найти, рано или поздно я натворю что-нибудь ужасное и снова окажусь на улице. — Он провел рукой по лицу. — Лучше не думать об этом.

Мне стало его жаль — он выглядел таким измученным, — и я пригласил его в ресторан «Лайонс» пообедать со мной. Идя в ту сторону, мы попали в большую толпу, и я вспомнил, что в Мэншен-Хаус[15] как раз должен был с большой помпой приехать кто-то из королевской семьи. Я предложил Барберу взглянуть на процессию, и он согласился даже с большей готовностью, чем я ожидал.

Через некоторое время переговаривающаяся толпа, в которой передавали все слухи о предстоящем визите, и гвардейцы, занимавшие нужные позиции, некоторым образом повлияли на него. Он начал говорить громко и надменно, а во взглядах, которые он бросал на толпу, появились величие и презрение. Он привлекал внимание и, как мне показалось, вызывал недовольство окружающих людей, и мне стало стыдно, что мы оказались в столь нелепом положении. Но мне все еще было жаль его. Бедолага явно страдал мегаломанией — лишь этим можно было объяснить его уверенность в собственной значимости, тогда как он был мелким служащим, к тому же безработным.

Мы стояли на углу Пиккадилли. Улица прямо перед нами, широкая и пустая, залитая солнцем, выглядела едва ли не втрое шире обычного из-за того, что ее окружали солдаты и конная полиция, а толпа зевак толпилась сзади. Через несколько минут должны были проехать принцы. Толпа затихла.

Дальше все произошло так быстро, что я насилу могу восстановить последовательность событий. Барбер продолжал возбужденно говорить, но все мое внимание было приковано к пустой улице прямо передо мной. Я его не слушал — да и не слышал толком. Но полагаю, именно то, что голос его стих, заставило меня обернуться, и тогда я увидел, что его больше нет рядом.

Я так и не понял, как ему удалось туда пробраться, но вдруг я увидел, что по широкой пустой улице, окруженной строем полиции и солдат, на виду у всей толпы шествует Барбер.

Я стоял как громом пораженный. Да он совсем обезумел! Я ждал, когда же толпа взревет, когда полиция утащит его прочь…

Но никто не шевельнулся. Было очень тихо, и не успел я понять это, как мои чувства слились с чувствами толпы. Теперь мне казалось, что Барбер на своем месте, что мы все собрались здесь, чтобы увидеть, как именно этот плюгавый человечишка торжественно прошествует перед нами. Именно ради него очистили улицу, выставили охрану, украсили дома.

Я знаю, это все звучит дико, но те события произвели на меня такое глубокое впечатление, что я совершенно уверен в том, что именно испытывал, пока Барбер шагал по мостовой. Он шел неторопливо, ничего не осталось от его обычной неуверенной, шаркающей походки, — нет, этот человек двигался размеренно и спокойно, а когда он медленно повернул голову из стороны в сторону, я увидел, что и лицо его изменилось. Это было лицо злого гения, несправедливого и безжалостного — жестокого божества. Я — как и, без сомнения, все в толпе — чувствовал, что между нами и этим одиноким человеком лежит пропасть.

Вскоре я потерял Барбера из виду. Почти сразу после этого я услышал галдеж, крики, рев…

А потом проехала королевская процессия.

— Арестовали его тогда или, затоптанного кавалерией, доставили в больницу, я не знаю. Я не видел его больше и не слыхал о нем, пока не получил то письмо в среду, — сказал я мистеру Г. М.

Мистер Г. М., сейчас один из управляющих хорошо известной табачной фабрики, когда-то работал вместе с Барбером и, невзирая на разницу в возрасте и положении, всегда был к нему благожелательно настроен и покровительствовал, когда мог. Именно поэтому, получив от Барбера письмо, где тот умолял меня как можно скорее приехать к нему в Кент (адрес прилагался), я счел уместным посоветоваться с этим джентльменом, прежде чем отвечать. Он весьма любезно