Наш бронепоезд. Даешь Варшаву! - Юрий Валин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Падение порядком вышибло из Кати дух – бок жгло так, что хоть ори. Неужели проникающее? Ладно, потом.
Пан Кула выиграл метров тридцать, пока Катя разлеживалась. Умеет бегать, подлец. Улица пуста, впереди площадь. Ничего, мы тебе еще фору дадим. Катя скинула туфли. Прощайте, чулочки.
Камни были еще теплые, нагретые за день. Курорт. Осталось поднажать.
Выскочили на площадь. Пан Кула перебежал через трамвайные рельсы – прогрессивный транспорт в городе давно уже не ходил. От набережной раздалось что-то вроде «стоять, стрелять будем!». Да идите на хер, пробежаться людям не даете. Пан Кула обернулся, выстрелил. Катя вильнула в сторону, пули не услышала. Нервничать начинаем? Рука-то уже не та. И фору ты уже профукал.
Тут, совершенно несвоевременно, ударил пулемет с набережной. И беглец, и Катя синхронно покатились по мостовой. Нет уж, под огнем «максима» по площади бегать дураков нет. Пулемет умолк, от набережной снова закричали, что-то приказывая. Катя толком ничего не разобрала – то ли «вата» из ушей после взрыва не до конца рассосалась, то ли дикция у командира пулеметчиков вовсе поганая. Зато пан Кула и не думал прислушиваться – рванул к парапету, нырнул за ступеньки аптеки. Пулемет вновь резанул по мостовой, Катя ткнулась подбородком в булыжник, пытаясь не упустить из виду ступеньки, прицелилась – нет, в любом случае не уйдешь, панове.
Пули перестали щелкать по мостовой, Катя подняла голову и заорала, размахивая «маузером»:
– Контрразведка, вашу мать! Все под суд пойдете, долбоебы тупорылые!
Опять упустила – пан Кула выкатился из-за ступенек, ужом скользнул за угол.
Катя вскочила, ожидая каждое мгновение пулеметной строчки в спину, кинулась прямо к входу в аптеку, с разбегу сиганула со ступенек, за угол, вскинула «маузер» на затаившееся пятно – нет, не раздвоился беглец, просто китель кинул. Ловкий ты, только сейчас ты просто зайчик. С зубками, но зайчик, зайчик. Опыта тебе не хватает.
Катя на бегу подцепила китель. «Что тут у нас тяжеленькое? На ощупь – документы, на хер эту «липу». Обоймы… А здесь? Кругляшик? Ну да, любимые в продвинутых кругах спецслужб гранаты Миллса. Тяжело с ними бегать, да?»
Упала за дерево Катя очень вовремя – пан Кула решил дать бой, засев за углом солидного каменного забора. Шпарил гад с двух рук – «парабеллумы» гавкали не хуже пулемета, Катя, скорчившись за тонковатым стволом каштана, чувствовала, как в дерево стучат пули. Только эта пальба скорее психологический выкрутас, с перепугу. Не ждал, гайдамакский атаман, что так плотно на хвост сядут, да?
Катя бабахнула в угол забора из «маузера», опять же исключительно в воспитательных целях. Теперь была уверена, что поговорить удастся. Зайчик кинулся прочь, Катя следом. Мешала граната в руке, вот фигня, и сунуть бомбу некуда, и расстаться жалко.
Пан Кула неожиданно свернул в подворотню. Странно, судя по всему, двор не проходной. Зайчик выстрелил в сторону преследовательницы и не скрываясь нырнул в полуподвал. Задолбал, честное слово. Что за крысиные ухватки?
К двери Катя приблизилась не торопясь. Морщась, пощупала бок. Вроде царапина, но болит зверски. И крови многовато. Надо бы быстрей побеседовать да собственным здоровьем заняться.
Дощатые полусгнившие ступени, сплошь поросшие мхом, низкий свод. Натуральный склеп. Витка согласится, петлюровцы суть упыри богомерзкие. Может, он уже в гроб залез и крышкой прикрылся?
Катя подняла половинку кирпича, швырнула вниз в гостеприимно приоткрытую дверь. Дверь беззвучно – петли смазаны – качнулась и тут же затрещала, разносимая выстрелами изнутри. Катя, успевшая прижаться к стене, стряхнула с плеча щепки. Вот блин – не с одного ствола бьют и даже не с двух.
Расстрел ни в чем не повинной двери прекратился. Нервишки подводят. Катя отправила вниз еще один кирпич – на этот раз в ответ торопливо хлопнул единственный выстрел, винтовочный.
– Сопротивление бесполезно, – громко сказала Катя. – Хорош баловать. Обещаю сохранить жизнь. Вылазьте.
– Ще не вмерла Україна, – ответил вздрагивающий юный голос. – Спробуй сунься.
«Нехорошо, сопляк какой-то идейный. А где же наш прыткий зайчик? Уходит какой-нибудь норой? Уже ушел?»
– Хватит пальбы бессмысленной, – сказала Катя. – Сейчас здесь вся контрразведка будет. Давайте без перегибов. Первым выходит Горбатый, в смысле – пан Кула.
– Ти, жидовка чекистська, не шуткуй. Ти ж никому нас не сдашь. До тебе куди бильше питань буде. Давай так поговоримо, – откуда-то из глубины подвала отозвался напряженный голос пана Кулы. – Коллеги ведь, чому нам договор не заключить?
«Да пошел ты. Чудом ведь башку взрывом не оторвало, а теперь договор с тобой заключай?»
Катя швырнула очередной кирпич в ощетинившуюся пулевыми пробоинами дверь:
– Вылазь, гад!
– А верно не убьешь? – насмешливо отозвался Кула.
Катя выдернула кольцо, сосчитала до двух и аккуратно закинула увесистое тело «миллсы» за дверь.
Грохнуло, мелькнул язык оранжевого пламени тротила. Это вам не смесь с каким-нибудь модерновым гексогеном. Катя попыталась врезаться в дверь здоровым боком – не очень-то получилось, – с матом влетела в узкий проход. Проскочила по чьему-то раскинувшемуся телу с обрезом в руке. Навстречу с опозданием хлопнул пистолетный выстрел. Катя упала на колени, ответила из «маузера», стараясь бить поверх вспышки выстрела. В тесноте «львиный» «маузер» грохотал как пушка.
В гулкой тишине слышно было, как осыпаются разбитые пулями кирпичи. Из глубины подвала простонали:
– Сдаюся. Не стреляй, сука.
Сквозь доски наглухо забитого окна свет в подвал едва проникал. Смутно белела нижняя рубаха – Кула сидел, привалившись к стене, зажимая обеими руками бедро.
– Руки над головой, – приказала Катя.
– Мне ляжку осколками посекло, – прохрипел молодой мужчина.
– А мне плевать, – Катя прицелилась ему в лоб.
Кула с трудом поднял окровавленные руки над головой. На сукне галифе расплывалось темное кровавое пятно.
– Вырубишься через пять минут от кровопотери, – без особого сочувствия предрекла Катя. – Значит, так – говорим кратко и по существу.
– Ничого не скажу. Все одно живим не залишиш.
– Или ты на международный язык перейдешь, хотя бы на английский, или я тебе точно пулю в лоб пущу. А так шанс пообщаться дам.
– Це наша мова. Древня. Тут на неи споконвику говорили, – упрямо прохрипел Кула.
– А я не древняя. Я современная. И у меня в этом склепе спина мерзнет, – с яростью сказала Катя. – Не хочешь конструктивно говорить, хрен с тобой. Я тебя даже убивать не буду. Подожду, пока вырубишься, и исчезну. В контрразведке разговоришься. Потом они тебя ЧК передадут. И там будешь говорить, петь, плясать, частушки сочинять.
– Сука! – бессильно скрипнул зубами Кула. – Да що тебе нужно, стерва?