Братья Райт. Люди, которые научили мир летать - Дэвид Маккаллоу

В Вашингтоне к утру 8 декабря наконец стих холодный ветер. У Чарльза Мэнли и команды инженеров Смитсоновского института, работавших с ним, появилась возможность провести еще одно испытание широко разрекламированного и многократно осмеянного «аэродрома» Сэмюела Лэнгли.

На поверхности Потомака виднелись льдины, но день был ясным, в воздухе царило безветрие, и если принять во внимание тот факт, что деньги, выделенные на проект, к этому времени почти закончились, то об очередном переносе испытания не могло быть и речи.

Храброму Мэнли опять предстояло быть «рулевым», и он был единственным, кто рисковал жизнью, так что ему выпало принимать окончательное решение. В его понимании вопрос стоял так: «Сейчас или никогда».

Гигантский воздушный корабль с V-образно расположенными крыльями опять должен был подняться в воздух, как и прежде с помощью катапульты, с верхней точки той же огромной баржи, которая на этот раз была пришвартована в шести с половиной километрах ниже Вашингтона у Арсенал-Пойнт. Последние лихорадочные приготовления заняли пять часов. Все было готово лишь к четырем часам пополудни, но уже почти совсем стемнело, и опять поднялся ветер.

Профессор Лэнгли и несколько его ассистентов наблюдали за происходящим из лодок. В другие лодки всевозможных конструкций набились репортеры, толпы зевак выстроились на Арсенальной дамбе.

Раздевшись до нательного комбинезона, Мэнли надел куртку с подкладкой из пробки, забрался в летательный аппарат и завел бензиновый двигатель.

Ровно в 16.45 он подал сигнал запустить катапульту. Машина с ревом пронеслась по рельсам, поднялась в воздух на 18 метров, на мгновение замерла, задрала нос, затем ее крылья начали разваливаться на куски, и со скрежетом и свистом она рухнула в реку не далее чем в 6 метрах от баржи.

Мэнли исчез под водой, его куртка зацепилась за какой-то обломок. С трудом высвободившись, он продрался сквозь спутанную проволоку, ударился о льдину и наконец выбрался на поверхность.

Его вытащили из воды, он не был ранен, но сильно промерз. Его быстро завернули в одеяла, дали глоток виски. Ну а потом хлынул, как выразился один из членов смитсоновской команды, поток «самых отборных поношений», которые он слышал в своей жизни.

Газеты писали, что последняя неудача была хуже, чем провал испытаний 7 октября, что она стала унижением для Лэнгли и всех, связанных с дорогостоящим и длительным проектом. Лэнгли и другие давали вялые и неубедительные объяснения, возлагая вину на дефекты аппаратуры запуска. Это мало кого убеждало. Лэнгли сравнивали с Дариусом Грином, комическим дурачком – героем знаменитого стихотворения, чей нелепый аппарат мог летать только в одном направлении – вниз.

Правительству, писала газета «Вашингтон пост», следует немедленно прекратить финансирование эксперимента, который длился десять лет и в который были вложены большие государственные средства, но ни малейшей надежды на успех так и не появилось.

Нет никаких сомнений в том, что эксперимент оказался колоссальным провалом, но, как писала «Чикаго трибьюн», невозможно не испытывать сочувствия к Лэнгли.

Единственным человеком, чья репутация не пострадала, был Чарльз Мэнли. Лэнгли так и не оправился от неудачи и унижений и скончался через три года, в 1906 году.

О том, что произошло, в Китти Хок узнали от Орвилла. Новость появилась утром 9 декабря, когда он выехал из Дейтона с новыми твердыми стальными валами винта. Ожидая поезд на вокзале, он купил газеты, в которых рассказывалось обо всех деталях случившегося.

Ни один из братьев не делал критических или унизительных замечаний в адрес Лэнгли. Напротив, они выразили уважение и благодарность за участие, которое он принял в их работе. Простое знакомство с главой Смитсоновского института, наиболее выдающейся научной организации в Америке, который верил в возможность для человека совершать полеты, послужило для братьев стимулом в работе, отмечал Уилбур в письме к Октаву Шанюту, написанном через несколько лет.

Что касается непосредственно деятельности Лэнгли, его успехов и неудач, то Уилбур считал, что, «наверное, слишком рано давать им оценку, но если отрешиться от всего этого, то можно сказать, что благодаря своей миссионерской работе и примеру, который он подавал другим, он внес огромный вклад в наше дело.

Он обладал такими интеллектуальными способностями и моральными качествами, что влиял на историю. Когда большинство ученых считало, что работать в области аэронавтики постыдно, он увидел открывающиеся здесь возможности и ему хватило силы духа не побояться стать предметом насмешек публики и сожалений своих друзей. Он заслуживает большей благодарности, чем получил».

Отношение к Лэнгли со стороны прессы и некоторых его друзей-профессионалов было «постыдным», говорил Уилбур. «Его деятельность не заслуживает брани и не требует извинений».

III.

Орвилл прибыл в Китти Хок в полдень пятницы 11 декабря и вместе с Уилбуром провел вторую половину дня за распаковкой «вещей». В субботу ветер был слишком слабым, чтобы попробовать стартовать с ровной площадки. Воскресенье они провели как обычный выходной, так, как могли бы провести дома – читая и общаясь с соседями. В данном случае это был Адам Этеридж со спасательной станции: вместе с женой и детьми он заглянул поздороваться и поглядеть на новую машину, о которой все так много говорили.

Днем в понедельник, 14 декабря, все работы были закончены. С помощью Джона Т. Дэниелса, дюжего человека, который выглядел так, будто может поднять дом, и еще двух мужчин со спасательной станции братья оттащили аппарат весом 274 килограмма на 400 метров, к Большому холму, на склоне которого они построили 18-метровые рельсы.

Когда мотор «Флайера» взревел, несколько местных мальчишек, увязавшихся за братьями, так перепугались, что опрометью кинулись прочь с холма.

Все было установлено и подогнано. Они не устраивали споров и долгих дискуссий о том, кто взлетит первым. Они просто бросили жребий. Уилбур выиграл и пробрался между винтами и расчалками на свое место позади двигателя. Он лег на живот, его бедра лежали теперь в обитой изнутри «люльке», с помощью которой, двигая корпусом, он мог управлять круткой плоскостей. Голова была поднята, и он смотрел вперед сквозь руль высоты, который отвечал за подъем и спуск аппарата.

Орвилл взялся за вертикальную стойку на правом конце плоскости, приготовившись помочь сохранить устойчивость всей конструкции, когда она начнет движение по рельсам.

Затем они сдвинулись с места. Орвилл бежал так быстро, как только мог, держась за стойку, пока это было возможно.