Непреклонные - Инна Тронина

— Никифор, ваша мать отговорила Милу делать аборт. Сказала, что проклянёт свою крестницу и племянницу, если ребёнок не родится. Как вы думаете, обязывает это Наталью Лазаревну к чему-то или нет?

— Вы знаете это от Милочки? Ещё неизвестно, говорила ли мать такие слова. Теперь у неё не спросишь, к сожалению.

Юноша всё ещё не желал сдаваться, но я решила его дожать.

— А вы с матерью разговаривали о Людмиле? Вы высказывали ей своё такое мнение?

Я устроилась поудобнее и вытянула затёкшие ноги.

— Да вы что, Оксана Валерьевна! — горько усмехнулся Никифор. — Она даже отчиму готова была в глотку вцепиться за Милочку. А уж мне-то…

— Я ваши чувства понимаю. Безусловно, ваша мать не должна была таким образом настраивать детей против племянницы. Но и Милу надо понять…

— Мама ей пять женихов нашла, между прочим! Не бедных, перспективных! А Милочка всем отказала. Знаете почему? Выйдя замуж, она потеряла бы статус обиженной, покинутой, обманутой. Да, замужем жить — не сахар. Милочка такой воз везти не привыкла. Даже своего ребёнка обслужить не в состоянии. Это не я говорю, а отчим. Но здесь я с ним полностью согласен. — Никифор поправил очки. — Мама сделала для неё много. Чем отплатит она? Пока что Мила даже по настоятельной просьбе крёстной матери не хотела идти замуж.

— Никифор, а вы думаете, что женщине так просто замуж выйти? Просто потому, что тётя нашла выгодную партию? Вы ведь не в компьютерную мультяшку играете! Мила — живой человек. Кроме того, у неё сын. Ему восьмой год. И Денису не всё равно, что в семье появится отчим. Вот вы своего что-то не очень жалуете. Да, к чувству долга можно взывать в битве и в труде, но не в супружеской постели. В таких делах очень опасно ломать себя и других через колено.

— Оксана Валерьевна, Милочка смогла родить сына от своего пациента. Завела служебный роман, так сказать. По-моему, она не тот человек, которому трудно перешагнуть через себя в этом плане. И она должна…

— Никифор, мне рано, наверное, читать вам мораль. Но всё-таки я на шесть лет старше, опыта у меня больше. Несколько лет назад я забеременела от человека, имя которого тогда знали все. Каждый день страна видела его по телевизору. Родилась дочь, и я ни о чём не жалею. С Милой случилась похожая история, только отец её ребёнка стал известным широкой публике через семь лет после их встречи. Славу, горькую славу, я подчёркиваю, и высшую награду он получил посмертно. Отец моей дочери, к счастью, жив. И я скажу вам одно — люди не одинаковые. Из того, что мы с Милой имеем внебрачных детей, ровным счётом ничего не следует. Мы не можем выходить замуж за кого попало. Упрекать нас прошлым никто не имеет права, понятно вам?! Но и у вас есть своя правда. И я обещаю передать ваши претензии Людмиле. Я приехала не стыдить, не увещевать, не судить, а искать убийцу Натальи Лазаревны. Мне кажется, будет лучше, если преступника найдут и накажут. Пусть не я сделаю это — мне слава не нужна. Так что хватит капризничать, давайте работать. У нас и так мало времени, а сколько мы потеряли впустую!..

— А что я должен сделать, Оксана Валерьевна? Выполню всё, на что способен, но только с одним условием. Вы никогда больше не придёте сюда, по крайней мере, ко мне. Вас нанял отчим — работайте с ним. Мне очень больно обсуждать с чужим человеком наши семейные проблемы. Но я понимаю, что вам надо зарабатывать деньги. Мешать не стану, тем более что впрямь выгляжу подозрительно. Я покрывал Нечёсова именно потому, что не хотел позорной огласки. Ради матери я исполню вашу просьбу, только сразу же после этого вы уйдёте. Не надо травмировать моих братьев, они и так еле пришли в себя после трагедии. Я слышал, что Герасим с Кондратом до сих пор плачут по ночам. Да и я… — Никифор немного помялся. — Одно время даже хотел уехать на Кипр работать. Двое моих друзей там убирают пляжи и одновременно являются спасателями. Сестра Евдокия отговорила. Кстати, она скоро вернётся из Архитектурно-художественной академии, и я бы не хотел…

— Всё зависит от вас, Никифор. Возьми вы сразу верный тон, мы бы не задержались на целый час. Итак, пункт первый. Как вы провели вечер двадцать седьмого сентября сего года, начиная с момента возвращения из института. Поподробнее, пожалуйста.

— Я приехал из института в шесть, — начал Никифор монотонно, но тощие пальцы его с красными костяшками то переплетались на коленях, то впивались в подлокотники кресла. — Мама ещё утром предупредила, что около семи вечера заедет Гриша Нечёсов. Мы с ним давно знакомы, он часто бывал в нашем доме. Особенно после ухода отца и до свадьбы мамы с отчимом. Но и после мама, жалеючи, подкармливала Григория, давала ему деньги. У него язва желудка, сейчас потребовалась срочная операция. Он очень надеялся, что мама не откажет. Но отчиму бы это, натурально, не понравилось. И мама попросила Ларку Якшинскую, в случае чего, подтвердить, что у них была назначена встреча на семь. Сказала отчиму, что уезжает пораньше именно ради этого свидания. Она собиралась делать омоложение, и Лариса могла посодействовать. Кроме того, маме нужны были деньги на организацию фитнесс-центра. Но Лариса и не собиралась приезжать в этот вечер. Главное было — под благовидным предлогом улизнуть из бани, что мама и сделала. А я попил кофе, посидел за компьютером, пока не пришёл Григорий. Это было где-то без пятнадцати семь. Мы знали, что скоро приедет мама, и для разговора останется час-полтора. В ожидании распили с Гришей бутылочку. Я выпил немного, рюмку-другую. А остальное — он…

— При открывшейся язве? — удивилась я.

— Сказал, что мочи нет, так хочется. Я и достал из маминого бара. Потом пошёл чатом заниматься…

— Болтали по Интернету? — уточнила я, потихоньку включая диктофон.

— Да. Гриша же ламер полный, с ним особенно говорить не о чем. А сижу себе, топчу батоны. По клавишам стучу, извините. Короче, в семь часов мамы нет… — Никифор вздрогнул, потом съёжился и закусил губу. — Решили ещё подождать. Гриша нервничает, потому что всякое может случиться. Она позвонила мне на мобилу и сказала, что выезжает. Должна была взять Жамнова — это мы тоже знали. Но ведь в дороге всякое происходит. Я на «трубу» мамину звоню — никто не отвечает. Мы постепенно завелись, вышли на лоджию, глянули на парковку — машина её стоит. Значит, приехала. А куда подевалась потом? И почему не отзывается? Мы выскочили во двор…

Никифор закусил согнутый указательный палец, чтобы успокоиться.

— Походили вокруг дома, поспрашивали соседей. Никто маму сейчас не видел, а только утром, когда уезжала в баню. Вернулись домой, опять позвонили. Ответа нет. Отчиму я только потом сообщил, когда всё стало ясно. Ведь она же приехала. Ничего в дороге не случилось! Звоню Жамнову. Говорит, хозяйка отпустила со двора, от «тачки». В подъезд вошла одна. Мы — опять на лестницу. Бегаем, как придурки, а пользы никакой. Я начал по родственникам, по знакомым набирать. Понимал, что зря, а не хотелось верить. Мы на лестнице ничего подозрительного не заметили. И вдруг в дверь звонят. У мамы ключ, и потому сердце упало. Я ногу сразу перестал чувствовать. Иду к двери. А сам уже всё понимаю. Открываю, а Нечёсов за мной из-за вешалки наблюдает. На пороге стоит незнакомая тётка. Оказалось, врач из «неотложки». С ней бабка, что на девятом этаже живёт, да ещё участковый. Ещё кто-то был, я плохо помню. Сказали, что в лифте… Короче… — Никифор закашлялся. — И ни капли крови на полу, ничего, всё было тихо. Вам понятно? Дальше не надо? — Юноша весь дрожал.