Загляни в свое сердце - Кэт Шилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я знаю, как для тебя важна твоя благотворительная организация, – сказала Пайпер. – Это большая жертва с твоей стороны.
– Она вполне справедлива, поскольку я виновата в том, что Грант пропустил первые четыре года жизни Дэниела.
Пайпер внимательно посмотрела на свою племянницу, после чего заключила ее в объятия.
– Ты стала выдающейся женщиной. Я так тобой горжусь.
– Ты понятия не имеешь, как много для меня значат твои слова. Мне было так плохо без тебя.
– Мы позволили нашему упрямству помешать нам поговорить по душам раньше, – сказала Пайпер, отодвинув Харли от себя на некоторое расстояние. – Будь более упрямой и решительной с Грантом. Он тебя любит, но никогда в этом не признается, если ты перестанешь бороться за ваше счастье.
Харли тяжело опустила плечи:
– Я сказала и сделала все, что могла. Гранту осталось только понять, чего хочет его сердце.
Когда Пайпер позвонила Гранту и пригласила его на открытие новой выставки в своей галерее, он сначала хотел отказаться, но затем подумал, что поездка в Даллас поможет ему развеяться. Сейчас это было ему необходимо. В эти выходные он не должен был забирать к себе Дэниела, но все равно в пятницу вечером предупредил Харли, что его не будет в городе следующие два дня. Она ответила ему коротким сообщением с пожеланием хороших выходных, и он покинул Ройял ранним субботним утром с ощущением, будто весь его мир разваливается на части.
Когда он прибыл в Даллас, до открытия выставки оставалось еще много времени, и он пригласил на ланч своего университетского друга. Они с Джошем не виделись с тех пор, как у того родился третий ребенок, но время от времени разговаривали по телефону. Грант внезапно обнаружил, что ему больше не кажутся скучными рассказы Джоша о его прекрасной семье, и он с интересом смотрит на многочисленные фотографии его детей. В какой‑то момент Грант достал свой смартфон и показал другу снимки Дэниела и Харли. На них они выглядели такими счастливыми, что у него защемило сердце.
– Поверить не могу, что у тебя есть сын, – сказал Джош, глядя на фото, на котором Харли и Дэниел соприкасались носами и улыбались друг другу. – Где он был все эти годы?
– В Таиланде. Он там родился.
Джош с сочувствием посмотрел на Гранта:
– Ты не знал о его существовании?
– Мы с его матерью плохо расстались, и вскоре после этого она уехала. Затем я женился, и она не захотела вмешиваться в мою жизнь.
– Но теперь она вернулась.
– Да, – ответил Грант, осознавая, что пропасть между ним и Харли ничуть не уменьшилась.
– Дети – это здорово, правда? – улыбнулся Джош. – Бывают дни, когда мои сводят меня с ума, но без них моя жизнь была неполной.
– До того как я узнал о существовании Дэниела, я не хотел становиться отцом, – признался Грант. – Сейчас я хочу этого больше всего на свете.
Джош посмотрел на следующее фото на экране телефона Гранта.
– Вы выглядите счастливыми.
Повернув телефон, Грант увидел снимок, на котором Харли, Дэниел и он весело смеялись. Всякий раз, когда он смотрел на эту фотографию и вспоминал удивительный день, в который она была сделана, его настроение улучшалось.
Время, проведенное с Харли и Дэниелом, было незабываемым. Оно продлилось недолго, и Грант знал, что так и будет. Они с Харли хотели разных вещей, и довольно скоро эти вещи их развели. С Пейсли у него произошло то же самое.
И все же сравнивать его отношения с этими двумя женщинами было неправильно. Весь его брак не вызвал у него столько эмоций, сколько вызвал один‑единственный уик‑энд с Харли. Он думал, что сделал правильно, женившись на Пейсли. Когда его брак рухнул, он понял, что не знает, что для него будет лучше.
Этот вопрос все еще оставался без ответа, когда Грант вошел вечером в галерею Пайпер. Он предполагал, что она пригласила его как ценителя искусств, но, к его удивлению, она даже не попыталась убедить его что‑то купить. Вместо этого она отвела его в сторону и, глядя на него выразительными темно‑зелеными глазами, начала без всяких предисловий:
– Что происходит между тобой и моей племянницей?
– Что ты имеешь в виду?
– За последние несколько недель Харли мне все уши про тебя прожужжала, но недавно сказала, что не собирается оставаться в Ройяле. Я думала, вы с ней пытаетесь договориться.
Он сложил руки на груди:
– Мы пытались, но у нас ничего не получилось.
Пайпер нетерпеливо фыркнула:
– И что ты собираешься делать дальше?
– Для начала я хочу официально признать Дэниела своим сыном.
– Это разумный шаг.
– Конечно. Он мой сын, и я имею полное право принимать участие в его воспитании.
– Конечно, имеешь. Но неужели нет лучшего способа добиться того, чего ты хочешь?
Грант уставился на Пайпер, не понимая, куда она клонит.
– К чему ты клонишь?
– Что, если вам с Харли и Дэниелом стать одной семьей?
Его сердце замерло на мгновение.
– В наших с Харли отношениях многое пошло не так. Не думаю, что она меня примет.
– Ты ее спрашивал?
– Да.
«Разве нет?»
Грант пытался ее подкупить, предложив ей деньги для «Зеста». Когда она вернула ему чек, он разозлился и сказал, что будет бороться за свои отцовские права.
– Я ясно дал ей понять, что хочу проводить больше времени с Дэниелом.
Пайпер закатила глаза:
– Ты нашел легкий выход, сосредоточившись на своем отцовстве.
Потому что, узаконив свое отцовство, он сможет контролировать ситуацию.
– Потому что для нас с Харли все вращается вокруг Дэниела.
– Разве? – лукаво возразила Пайпер. – Я так не считаю. Почему бы тебе не сказать Харли, что ты ее любишь, и не посмотреть, что за этим последует?
Грант открыл рот, но не смог произнести ни слова. Он давно усвоил суровый урок: когда живешь сердцем, а не умом, ты беззащитен перед болью. Однако может ли он утверждать, что руководствовался разумом, когда стал врачом вопреки воле своих родителей? Разве им двигало не желание помогать людям? Разве каждая успешная процедура не приносила ему эмоциональное удовлетворение, потому что он сделал кого‑то счастливее? Но если все это действительно так, почему он не радовался открыто за своих пациенток, прячась за маской профессионализма?
Потому что, если он откроет свое сердце, он сделает его уязвимым.
– Харли тебя любит, – сказала Пайпер. – А ты любишь ее. Чего ты так боишься, черт побери?!