Не уходи - Маргарет Пембертон

Если же союзники высадятся успешно, поражение Германии неизбежно. И тогда у него, Дитера, нет будущего.

Он видел, что Лизетт еще не понимает этого. Она считала, что, каков бы ни был исход вторжения союзников, они останутся вместе. И у Дитера не хватало смелости разочаровывать ее. Ему хотелось, чтобы ничто не омрачало их хрупкое и, вероятно, недолговечное счастье.

В кабинете у Дитера был радиоприемник, и каждый вечер, перед тем как отправиться на встречу с Лизетт, он, надев наушники, слушал сообщения Би-би-си, которые передавались после сводок новостей. Все сообщения были зашифрованы, они звучали на французском, голландском, датском и норвежском языках и предназначались подпольщикам. И только для них имели смысл. Каждый вечер Дитер ожидал шифрованного сообщения, предназначенного для французского Сопротивления, которое, по утверждению адмирала Канариса, должно было стать сигналом для вторжения во Францию. Однако сообщения все не поступало. Дитер понимал: когда оно прозвучит, им уже не встретиться в комнате с видом на море.

Весь апрель стояла теплая и ясная погода, идеальная для высадки. Однако в проливе Ла-Манш не появлялось ни единого корабля.

26 апреля Дитер получил из штаба служебную записку, сообщавшую о том, что моральный дух населения Англии необычайно низок. Раздаются призывы «Долой Черчилля!», народ все чаще требует мира. Дитер всей душой надеялся, что это правда.

К началу мая так и не появилось никаких признаков высадки союзников, и он сказал Лизетт:

— Они не придут, дорогая. Высадки не будет, союзники попросят мира.

Лизетт вздрогнула в объятиях Дитера, теснее прижалась к его сильному телу, и он понял, что она не разделяет его радости по этому поводу. Ведь без высадки союзников Франция не обретет свободы. Лизетт хочет невозможного — чтобы Германия потерпела поражение, а он остался с ней.

— Извини, дорогая, — начал Дитер, зная, что Лизетт не выносит разговоров о том, что может разлучить их, — но нам придется поговорить об этом. Если я ошибаюсь и союзники все же предпримут высадку, то тебе и твоим родителям нельзя будет оставаться в Вальми.

Лизетт вскинула голову.

— Уехать из Вальми? — В голосе ее прозвучало недоумение.

Дитер приподнялся на локте.

— Если высадка произойдет здесь, вся Нормандия превратится в поле битвы.

— Но ты же останешься.

— Я солдат, — ответил Дитер, погладив Лизетт по щеке.

Ее глаза потемнели.

— А жители деревни? Они смогут уехать?

— Им прикажут уехать. Гражданские только мешают боевым действиям.

Потом они лежали молча и каждый думал о своем, не решаясь высказаться вслух, чтобы не углубить пропасть, которая разделяла их.

— Нам надо договориться, — наконец нарушил молчание Дитер, гладя Лизетт по голове. — У тебя есть родственники или друзья, к которым ты могла бы уехать?

— Брат отца живет в Париже.

— Значит, туда и уезжай.

Лизетт посмотрела на Дитера:

— А скоро?

Ему очень не хотелось, чтобы Лизетт уезжала. Ведь если она уедет, неизвестно, встретятся ли они вновь. Но в случае вторжения союзников она не может остаться в Вальми. Это слишком опасно. Дитер крепче обнял Лизетт.

— И все же лучше, если бы они не предприняли высадку, — промолвил он.

Было слышно, как в отдалении волны накатывают на пустынный берег.

— А нас предупредят? — спросила Лизетт. — Мы узнаем об этом заранее?

Дитер вспомнил о сигнале по радио для участников Сопротивления.

— Нет, никакого предупреждения не будет, — ответил он и поклялся в душе никогда не обманывать Лизетт после того, как война закончится.

Ему на ум пришли слова Роммеля: «Англичане и американцы потеряли уверенность в успехе высадки». Но скоро ли они окончательно откажутся от этой идеи? Скоро ли запросят мира? Сейчас Дитеру хотелось иметь то, что раньше он называл буржуазными ценностями: семью и детей. И еще он хотел, чтобы наступил мир.

Лизетт заметила знакомые морщинки в уголках рта Дитера, означавшие, что он очень напряжен.

— Что с тобой? — спросила она, испытывая почти физическую боль от безграничной любви к нему. — О чем ты думаешь, Дитер?

— О тебе. О нас.

— Тогда расслабься и наслаждайся счастьем. — Она прижалась к нему обнаженным телом, обняла его за шею и начала целовать складки в уголках рта.

Когда они занимались любовью, непреодолимая пропасть между ними исчезала, их соединяли радость и счастье.

— Я люблю тебя, — сказал Дитер, накрывая Лизетт своим телом. — Никогда не забывай об этом, дорогая, что бы ни случилось. Никогда не забывай…

* * *

Непрерывно поступали все новые данные разведки, свидетельствующие о том, что англичане требуют отставки Черчилля и призывают правительство к капитуляции. Дитер сомневался в их достоверности. Все англичане, с которыми ему приходилось когда-либо встречаться, были необычайно упрямы, и он не верил в то, что они капитулируют, даже сознавая безнадежность своего положения. А из-за того, что Германия совершила глупость, ввязавшись в войну с русскими, положение Англии было не таким уж безнадежным. Германия посягнула на кусок, который не могла проглотить. У нее уже не хватало ни солдат, ни самолетов, чтобы вести войну на два фронта. Дитер прекрасно знал, что сделал бы на месте Черчилля. Он нанес бы Германии удар ниже пояса, высадившись в Нормандии. И поступи он так, со страхом думал Дитер, через несколько недель войска союзников уже проникли бы в самое сердце фатерланда.

* * *

Утром, направляясь через двор к «хорху», Дитер встретил Анри де Вальми, который возвращался с прогулки перед завтраком.

— Простите, граф, могу ли я поговорить с вами? — обратился к нему Дитер.

Граф застыл. После гибели Жильеса и Кальдрона он избегал майора.

— Как вам угодно, — холодно ответил Анри де Вальми.

— Только не здесь. — Сделав знак шоферу, Дитер отпустил машину.

— В библиотеке? — предложил граф, стараясь не выказывать беспокойства.

— Нет, давайте прогуляемся. — Дитер медленно направился к террасе, ведущей в розовый сад. Интересно, как отреагирует граф, если он попросит у него руки дочери? Впрочем, он знал, что для графа это будет настоящий удар. Он застрелит не только его, но и Лизетт. Если бы этот разговор состоялся до ареста английского летчика и двух французов, тогда еще можно было бы на что-то надеяться. Когда они спускались по ступенькам, покрытым мхом, Дитер сказал:

— Как вы знаете, большую часть жителей прибрежных деревень эвакуируют в глубь страны из соображений безопасности. Оставшимся тоже прикажут уехать.

— И…

— И мне придется попросить вас покинуть Вальми вместе с женой и дочерью.