Лики смерти - Джим Батчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подозрительно уставился на дверь.
– Кто там?
– Архив, – проворчал в ответ низкий, хрипловатый мужской голос.
Какого черта?
– Архив? Это что, фамилия такая?
Похоже, чувство юмора у говорившего отсутствовало.
– Архив, – с той же угрюмостью повторил голос. – Архив назначен посредником в этом вопросе и явился для переговоров с чародеем Дрезденом касательно дуэли.
Я нахмурился. Теперь я смутно припоминал, как на последнем собрании Белого Совета, на котором я присутствовал, какой-то Архив упоминался в качестве нейтральной партии. Правда, тогда у меня сложилось впечатление о нем как о своего рода магической библиотеке. В общем, голова у меня тогда была занята совсем другим, так что я и слушал-то не слишком внимательно.
– Откуда мне знать, кто вы такие?
Послышалось шуршание бумаги о камень, и в щель под дверью просунулся конверт с замятым углом.
– Наши документы, чародей Дрезден, – сообщил голос. – Равно как наша просьба соблюдать на время нашего визита общепринятые нормы гостеприимства.
Напряжение, сковывавшее плечи, немного ослабло, и я опустил жезл и пистолет. В общении со сверхъестественной братией имеется и положительная сторона: если кто-то или что-то дает вам слово, вы можете ему верить. В разумных пределах, конечно.
Ну, само собой, надо еще делать поправку на мою личность. Из всех созданий, с которыми мне довелось общаться, по части болезненно-маниакального стремления держать слово со мной не может сравниться никто. Возможно, поэтому я крайне мнителен в отношении доверия к кому-то другому.
Я вытянул конверт и достал из него сложенный листок обычной писчей бумаги, гласивший, что личность подателя сего согласована Белым Советом в качестве официального посредника по всем вопросам, связанным с дуэлью. Я поднес к бумажке руку ладонью вниз и пробормотал нехитрое заклинание в сочетании с последним полученным от Стражей паролем. В ответ в центре листа проявилась этаким светящимся водяным знаком пентаграмма. Бумага была подлинной.
Я сложил бумажку, но жезл с посохом ставить на место пока не стал. Потом отодвинул засов, пробормотал заклинание, сдерживающее обереги, и приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы выглянуть наружу.
За порогом стоял мужчина. Ростом он почти не уступал мне, но сложение имел куда капитальнее. Свободный черный пиджак в обтяжку сидел на его широких плечах. Видневшаяся из-под пиджака ярко-синяя рубаха морщила в тех местах, где ее перетягивала портупея от наплечной кобуры.
Из-под черной бейсболки выбивались вьющиеся золотые волосы – должно быть, без кепки они доходили бы ему до плеч. Он явно не брился несколько дней; короткий белый шрам под нижней губой подчеркивал ямочку на подбородке. В светло-голубых глазах я не увидел никакого выражения. То есть абсолютно никакого – редкое зрелище. И не то чтобы он скрывал свои чувства. Гораздо вероятнее, там действительно просто ничего не было.
– Дрезден? – спросил он.
– Угу, – подтвердил я, разглядывая его с головы до пят. – Вид у вас какой-то не слишком архивный.
Он поднял бровь, изобразив на лице некоторый вялый интерес.
– Меня зовут Кинкейд. У вас в руке пистолет.
– Держу для посетителей.
– Ни разу еще не видел никого из Совета с пистолетом. Разумно. – Он повернулся и махнул рукой. – Это недолго.
Я заглянул ему за плечо:
– О чем это вы?
По лестнице к моей двери, осторожно держась рукой за перила, спускалась маленькая девочка. Хорошенькая, лет этак семи, с прямыми, по-детски пушистыми волосами до плеч, подхваченными ленточкой. Одета она была в простенький вельветовый сарафанчик, белую блузку и лаковые черные туфельки, поверх чего накинула куртку-пуховик, на вид слишком теплую для осенней погоды.
Я перевел взгляд с девочки на Кинкейда.
– Вам не стоит впутывать в это ребенка, – заметил я.
– Еще как стоит, – буркнул Кинкейд.
– Что, неужели вы не смогли найти няньку?
Девочка остановилась, не доходя пары ступенек до нижней площадки – так, что лицо ее оказалось на одном уровне с моим.
– Вот он и есть моя нянька, – произнесла она совершенно серьезно, с легким британским акцентом. Я почувствовал, как мои брови против воли поползли вверх.
– Или, говоря точнее, мой водитель, – добавила она. – Так вы нас впустите или нет? Мне бы не хотелось оставаться на улице.
Мгновение-другое я молча смотрел на девочку.
– А ты не коротковата для библиотекаря?
– Я не библиотекарь, – спокойно ответил она. – Я – Архив.
– Минуточку, – не выдержал я. – Что ты...
– Я – Архив, – повторила девочка ровным, уверенным тоном. – Полагаю, твои обереги засекли мое присутствие. Они показались мне вполне дееспособными.
– Ты? – пробормотал я. – Ты, наверное, шутишь. – Я осторожно протянул к ней свои чувства. Воздух вокруг нее негромко гудел от энергии – не совсем такой, какую ощущаешь обыкновенно вокруг чародея, но никак не слабее; тихое, угрожающее жужжание, какое слышишь, стоя под высоковольтными проводами.
Мне пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не выдать своего потрясения. Эта девочка обладала энергией. Черт, она обладала уймой энергии! Достаточной, чтобы я начал сомневаться, хватит ли силы моих оберегов, чтобы остановить ее, если ей вдруг взбредет в голову пройти через них.
Достаточной, чтобы мне припомнился маленький всемогущий Билли Мэйми в старой, доброй «Запретной зоне».
Она внимательно смотрела на меня своими непроницаемыми голубыми глазами... мне почему-то вдруг очень не захотелось заглядывать в них.
– Я могу объяснить тебе все, чародей, – сказала она. – Но не стоя на пороге. У меня нет ни повода, ни малейшего желания причинять тебе зло. Скорее наоборот.
Я нахмурился:
– Обещаешь?
– Обещаю, – серьезно отозвалась девочка.
– Перекрестишься?
Она начертила указательным пальчиком крест на своем пуховике.
Кинкейд поднялся на пару ступенек и настороженно выглянул на улицу.
– Решайте, Дрезден. Я не собираюсь держать ее здесь долго.
– А что он? – спросил я у Архива, кивнув в сторону Кинкейда. – Ему можно доверять?
– Кинкейд? – переспросила девочка, и в голосе ее послышалась усмешка. – Тебе можно доверять?
– Вы проплатили по апрель включительно, – отозвался тот, продолжая шарить взглядом по улице. – Потом я имею право искать лучшее предложение.
– Ну вот, – девочка повернулась ко мне, – до апреля Кинкейду можно доверять. По-своему он не лишен этики. – Она поежилась и сунула руки в карманы пуховика. Потом снова посмотрела на меня в упор.