Преступление графа Невиля. Рике с Хохолком - Амели Нотомб

– Кожа – это кожа, как человеческая: с ней ничто не сравнится, если хранишь нечто хрупкое и не хочешь его повредить.

Она подняла крышку, и открылся мир великолепия, обустроенный с великой тщательностью.

– Драгоценности не должны соприкасаться: на камнях могут остаться царапины. Только в фильмах про пиратов сокровища навалены грудой. Каждое украшение – тонкая вещь, которая не выносит прикосновения себе подобных.

Внутренность шкатулки представляла собой многоэтажный лабиринт с секретными ящичками, бархатными подушечками, ловушками, темными извилинами и ужасными механизмами.

– Дай мне свою руку. Закрой глаза.

Малышка подчинилась, дрожа от страха. Бабушка поместила ее руку внутрь гениального устройства, чья мягкость в самых неожиданных уголках сменялась холодной твердостью металла и драгоценного камня.

– Даже если бы ты была слепой, ты бы почувствовала, как это прекрасно, правда?

Штокроза заметила, что ребенка бросило в дрожь, и с одобрением отнеслась к такой реакции.

– А теперь открой глаза.

Вспышка золота отозвалась на лице Мальвы, как пощечина. Старая дама доставала одно за другим драгоценные творения ювелиров, выпуская их на вольный воздух. Она будто представляла малышке живых персонажей:

– Вот Звезда Самарканда, браслет тысяча семьсот сорок девятого года. Его преподнес придворной даме в Версале один персидский сановник. Браслет сделан из золота, добытого на Урале: ты еще увидишь, что ничто так не отличается от золота, как оно само. Только восточный вкус может ценить такое желтое золото. Я очень люблю этот браслет. В него вставлен бриллиант, который и дал ему имя, – он так огромен, что носить этот браслет в публичном месте было бы оскорблением. Почувствуй, какой тяжелый. Правда, впечатляет?

Мальва дрожала. Она, которая никогда не отличалась хорошей памятью, впитывала каждое слово, каким бабушка описывала драгоценности.

– Встань.

Штокроза начала одно за другим выкладывать на широкую постель украшения. Стеганое бархатное покрывало встретило золото и драгоценные камни как высоких гостей. Когда ими покрылась вся поверхность двуспальной кровати, старая дама задернула шторы, погрузив комнату в доисторический мрак.

– Посмотри.

Слабые переливы этой импровизированной мозаики потрясали, как барельефы в старинном склепе.

– Говорят, японские сокровища задуманы так, чтобы ими любовались в темноте. Я не японка, но понимаю, что это имеет смысл.

В отсутствие всякого света то, что парило в сердце тьмы, испускало многоцветное сияние. Похоже было на волшебную лампу.

– Этот блеск не может быть отраженным: мы в полной тьме. Значит, от золота и драгоценных камней исходит свет.

Мальве, хоть она и не была уверена, что все понимает, слова бабушки казались возвышенными и прекрасными.

– Знаешь, почему я никогда не заговаривала об этих украшениях с твоей матерью? – спросила Штокроза, снова распахивая шторы.

– Нет.

– Потому что она, как и все остальные, стала бы задавать вопросы. Она начала бы расспрашивать о происхождении моего сокровища, о его стоимости, а главное, она бы потребовала, чтобы я отнесла все в банковский сейф.

Девочка, которая плохо разбиралась в банках и вкладах, нахмурила бровки при мысли, что шкатулка с драгоценностями могла бы оказаться в чужом месте.

– А ты никогда не задаешь вопросов. Я не говорю, что задавать их – плохо. Вопросы могут быть признаком ума. Но ты поступаешь неизмеримо умнее, не задавая их. Я знаю, что ты никому не расскажешь о сокровище.

Повисло молчание. Ребенок догадался, что не отвечать будет лучшим ответом.

– Я не храню эти драгоценности в банковском сейфе, потому что мне необходимо постоянно видеть и носить их. Я надеваю их каждую ночь, ложась спать.

Мальва посмотрела на все лежащее на постели и постаралась вообразить Штокрозу, украшенную таким количеством чудес.

– Это истина, которую знают немногие: чтобы драгоценности оставались великолепными, их нужно очень часто носить. А говоря «носить», я имею в виду «любить». Драгоценность, которую носят без любви, может внезапно угаснуть. Я, та, кто перед тобой, видела собственными глазами, как моя бедная мать навсегда загасила бриллиант, который приняла из тщеславия от мужчины, которого не любила. Она надела его один-единственный раз. К концу вечера пробка от графина сияла ярче, чем ее солитер. Она его продала за гроши кому-то из Антверпена.

Малышка хотела было спросить, что такое Антверпен, но бабушка только что похвалила ее за нелюбовь к вопросам. Она подумала, что посмотрит в словаре.

– Дорогая, если у меня и есть жизненное правило, которым я хотела бы с тобой поделиться, то именно это: никогда не принимай дорогого украшения от мужчины, которого не любишь. Особенно если украшение тебе нравится: камень тебе этого не простит.

Девочка сомневалась, что подобное правило ей когда-нибудь пригодится.

– Короче, если бы твоя мать узнала о существовании этих сокровищ, она заставила бы меня, как минимум, их застраховать. А это предполагает экспертизу – какой кошмар! Отдать свои драгоценности на экспертизу – это же доказать, что ты их не любишь. А я их люблю до такой степени, что не могу обойтись ни дня без того, чтобы не надеть их. Если я сохранила свой блеск, то благодаря им. Ведь я блестящая женщина?

Мальва горячо подтвердила. Она заколебалась, прежде чем сказать:

– Бабушка, мне так хотелось бы увидеть тебя в твоих украшениях.

Штокроза задумалась.

– Хорошо. Сегодня вечером, прежде чем лечь спать, я тебя позову.

Остаток дня Мальва провела в трансе. То, что предстало перед ее глазами этим утром, по великолепию намного превосходило все, что она видела в своей жизни. За столом она не могла проглотить ни куска. Штокроза засмеялась:

– Можно подумать, ты боишься.

Девочка не ответила, потому что это было правдой. Она заметила: то, что она слишком любила, вызывало в ней сильнейший страх. Когда бабушка сжимала ее в объятиях, когда мама наносила макияж, она пугалась. Но это еще можно было понять: такие моменты были связаны с обожаемыми людьми, было от чего испытать ужас. Но Мальва отмечала, что такой же страх возникал и в другие моменты: в магазине в отделе парфюма, если она смотрела на некоторые особенно изящные флаконы духов, ею овладевала дрожь удовольствия и страха. Если она надолго погружалась в это созерцание, волна наслаждения становилась такой мощной, что ей не удавалось сдержать стон.

Когда наступил вечер, девочка, трепеща, зашла в спальню бабушки. При свете свечей она увидела старую даму сидящей у туалетного столика перед шкатулкой; на ней была ночная рубашка, напоминающая свадебное платье. В зеркале она увидела отражение бабушкиного лица, сияющего великолепием: бриллиантовые серьги с подвесками и изумрудное ожерелье обрамляли ее черты волшебным светом, который превращал ее в пришелицу из неведомого прошлого.