Элегия Хиллбилли - Джей Ди Вэнс

Помню, как в сериале «Западное крыло»[35] один эпизод был посвящен системе американского образования, которую многие люди считают ключом к успеху. Вымышленный президент обсуждал, надо ли выдавать школьникам образовательные ваучеры (государственные деньги, чтобы дети могли оплатить учебу в приличных частных школах) или лучше сосредоточиться на развитии государственных учебных заведений. Конечно, этот вопрос весьма важен (ведь в моем округе мало кто мог рассчитывать на ваучер), но куда поразительнее в этой дискуссии то, что сомнительные достижения детей из бедных семейств объясняют исключительно слабой подготовкой школ. Как мне сказала недавно одна из моих прежних учительниц: «Они хотят, чтобы мы были пастырями для этих детей. Но никто не хочет признавать, что по натуре они рождены волками».

Не знаю, что случилось на следующий день после того, как мы с матерью уехали от Кена. То ли я завалил какой-то тест. То ли не успел подготовить домашнюю работу. Знаю лишь одно: я наконец понял, как мне осточертела учеба. Постоянные переезды, скандалы, вереница новых знакомых, к которым приходилось привыкать… Все это, еще и дрянная школа вдобавок, изрядно портило мне жизнь.

Я чуть было не остался на второй год, получив по диплому средний балл 2.1[36]. Я не выполнял домашнюю работу, перестал отвечать на занятиях и вообще забросил учебу. Порой симулировал болезнь, иногда просто отказывался идти в школу. Если все-таки появлялся на занятиях, то лишь затем, чтобы не получать новых писем с угрозами привлечь городскую службу опеки, вроде того, которое администрация прислала нам пару лет назад.

Наряду с прогулами я стал увлекаться наркотиками – ничего тяжелого, просто спиртное и травка, которую мы с сыновьями Кена добывали в оранжерее. Видимо, я решил доказать, что все-таки вижу разницу между помидорами и марихуаной.

Впервые в жизни я почувствовал, что мы с Линдси становимся друг другу чужими. Она уже год была замужем, совершив, на мой взгляд, настоящий подвиг: после всего, что ей довелось повидать, сумела найти мужчину, который заботился о ней и неплохо зарабатывал. Линдси выглядела очень счастливой. Она стала хорошей матерью, в сыне не чаяла души. Жила в небольшом доме неподалеку от Мамо. В общем, моя сестра неплохо устроилась.

И хотя я был за нее рад, перемены вызывали у меня тоску. Всю жизнь я провел с ней под одной крышей, а теперь она жила в Мидлтауне, а я – с Кеном в двадцати милях от города. Линдси обустроила свой быт, став хорошей матерью и примерной женой (причем не меняя мужей как перчатки), а меня окружал все тот же бардак. Линдси со своим мужем каталась по Флориде и Калифорнии, а мне приходилось ночевать в чужом доме в Майамисберге, штат Огайо.

Мамо не знала, как мне тяжело, отчасти по моей собственной вине. Однажды на рождественских каникулах, через несколько месяцев после переезда к новому отчиму, я позвонил ей, чтобы пожаловаться на жизнь. Когда она ответила, на заднем фоне я услышал голоса родни: тетушки, кузины Гейл, кого-то еще. Судя по музыке и смеху, они веселились, и мне не хватило духу сказать то, ради чего я звонил: что я терпеть не могу свой новый дом с чужаками, а единственные люди, которые мне дороги (бабушка и сестра), с каждым днем становятся от меня все дальше. Вместо этого я попросил Мамо сказать всем, кто у нее в гостях, что я их люблю, а потом повесил трубку и пошел к себе в комнату смотреть телевизор. Еще никогда в жизни мне не было так одиноко. К счастью, я по-прежнему ходил в школу Мидлтауна, мог общаться со старыми друзьями и хоть изредка находить повод заглянуть к Мамо. После занятий я старался забегать к ней почти каждый день, и всякий раз она напоминала мне о важности учебы. Бабушка часто говорила, что если в нашей семье кому-то и суждено добиться успеха, то только мне. Я не осмеливался сказать, что на самом деле меня вот-вот исключат. Ожидалось, что я стану юристом, врачом или предпринимателем – никак не очередным раздолбаем, бросившим учебу. Вот только оценки становились все хуже.

В один прекрасный день, разумеется, все выяснилось. Я остался ночевать у бабушки, а утром заявилась мать и потребовала от меня банку свежей мочи. Мать, очень злая, влетела в дом буквально на всех парах. Ей срочно, до конца дня, требовалось сдать анализы, чтобы подтвердить лицензию медсестры. Однако у нее в моче обнаружился бы с десяток запрещенных препаратов, поэтому сдать анализы вместо нее предстояло мне.

Мать считала, она в своем праве. Она не испытывала ни малейших угрызений совести, ни капли сомнений, будто поступает неправильно. И разумеется, она не чувствовала за собой никакой вины, нарушив очередное обещание никогда больше не принимать наркотики.

Я отказался. Получив отпор, мать перешла в наступление. Она стала отчаянно взывать к моей совести. Плакала и умоляла: «Обещаю, это в последний раз, я обязательно исправлюсь». Я не верил ни единому слову. Линдси однажды сказала, что мать, как никто, умеет выкрутиться. Она постоянно обводила вокруг пальца бесконечных мужей и любовников, вышла сухой из воды в зале суда, а теперь любой ценой пыталась увильнуть от разбирательств в сестринском комитете.

Я вспылил. Заявил матери, что, если ей нужна чистая моча, пусть перестанет ломать комедию и возьмет ее из собственного мочевого пузыря. А бабушке сказал, что это она распустила свою дочь и если бы тридцать лет назад она воспитывала детей как следует, то, возможно, Бев не пришлось бы сейчас выпрашивать у сына мочу. Я назвал обеих хреновыми мамашами. Мамо побелела как смерть и опустила глаза. Мои слова явно задели ее за живое.

И пусть я сказал чистую правду, на самом деле причина была в другом: я знал, что в моей моче тоже могут найти лишние примеси. Мать, тихонько завывая, упала на диван, а бабушку я утащил в ванную и шепотом признался, что на прошлой неделе дважды курил травку. «Я не могу сдать анализ! Если мать нальет в банку мою мочу, проблемы будут у нас обоих».

Первым делом Мамо меня успокоила. Она сказала, что пара косяков за такой срок давно уже выветрилась. «Тем более ты наверняка не умеешь курить как следует. Даже при большом желании боишься втягивать дым». Потом воззвала к совести: «Я знаю, что это неправильно. Но она твоя мать, мальчик мой. Давай поможем ей. Надеюсь, она хоть сейчас усвоит урок».

Именно тщетная надежда наладить наконец с матерью отношения вынуждала меня ходить на встречи анонимных наркоманов и всячески поддерживать ее в борьбе с зависимостью. Именно надежда заставила меня в тот страшный день сесть к матери в автомобиль, даже зная, что в ярости она может устроить какую-нибудь пакость, о которой будет потом жалеть. Надеялась на спасение дочери и Мамо, хотя жизнь так ее потрепала, что бабушка давно должна была разочароваться в людях. Но она по-прежнему не теряла веры в близких. Поэтому я уступил и ничуть об этом не жалею. Сдать анализ вместо матери было неправильно, однако я рад, что согласился тогда с бабушкой. Она ведь нашла в себе силы простить Папо после развода и всегда поддерживала меня в те минуты, когда я отчаянно в этом нуждался.