Битвы Ренессанса - Владислав Добрый

местных жителей регулярно пополняла местные новостные сводки, а сами местные жители отряды наемников.

Буквально, это был наемничий пул для всей Италии.

На полном серьезе считалось, что именно Романья родина обычая кровной мести.

Не миновал климат Романьи и семью Аттендоло. Однажды, в сиесту, на них напала злая семья Пазолини. Рассказывают, что в 1388 году, некий Мартино Пазолини похитил девушку, обрученную с братом Муцио, Бартоло Аттендоло. Семья Аттендоло, разумеется… Промолчала.

Но вариантов не оскорбить Пазолини, видимо, не было. Пазолини расценили это молчание как неуважение к невесте. И пришли за извинениями без предупреждения и с оружием в руках. В процессе жаркого спора об уважении двое человек из Аттендоло были убиты, а Муцио ранен. Ему было восемнадцать. Муцио родился 28 мая 1369 года.

Увы семейная вражда из тех способов провести время, которые могут занять вас на всю оставшуюся жизнь и еще правнукам останется. Так что это было только начало… Но Пазолини явно недооценили маму семейства Аттендоло. Элиза, в девичестве деи Петрасцини, не только родила двадцать одного Аттендоло своему мужу Джованни, а при случае вполне могла и отнять жизнь. Её описывают как «вираго», что можно перевести как женщина-воин. Этот термин означает именно что женщину, способную драться не хуже мужчин. Кроме этого, если жители Романьи были именем нарицательным для опасных и агрессивных людей в Италии, то семья Петрасцини были тем же в Романье.

Честно говоря, либо Пазолини чего-то не продумали, либо напали первыми совсем не они.

Джованни и Элиза (возможно, в большей степени она) повели в бой свой выводок. Набеги и нападения были так часты, что Пазолини были вынуждены работать на полях, держа под рукой доспехи и копья. Аттендоло могли напасть на них во время жатвы, «выскользнув из колосьев подобно змеям». В конце концов Аттендоло победили. Марино и Пазолини покинули окрестности Котиньолы, а те, что остались, сочли благоразумным изменить фамилию.

Любопытно, что на быт семьи Аттендоло у нас есть источник. Некий Паоло Джовио, епископ Ноцеры, в своем труде упоминает, что стены их дома были увешаны не гобеленами, а щитами и латными нагрудниками, а на их огромных кроватях отсутствовали покрывала. Картину сурового спартанского быта довершает грубая и простая пища. Мужчины просто ели то, что готовила для них прислуга.

Паоло явно сгущает краски, пытаясь нарисовать образ варварского логова. Но мне кажется, что если бы я ел то, что мне готовит прислуга, а по моим стенам были развешаны предметы стоимостью в годовой заработок разнорабочего, я бы не считал себя таким уж обиженным судьбой. Да и большинству итальянцев, даже сейчас, пожалуй тоже бы так показалось.

Если начать копать дальше, можно с удивлением обнаружить многих родственников Муцио, как со стороны матери, так и со стороны отца, в не самых маленьких чинах в отрядах кондотьеров.

Есть также упоминание, что после побега Муцио, его отец Джованни, хоть и немного понегодовал, все же позже прислал сыну для войны четырех коней (штука дорогая поэтому количество известно) и слуг (неизвестное количество) и оружие. Тому же Макиавелли это бы стало, как минимум, в годовой доход. А Аттендоло просто сына в дорогу собрали. А детей в семье, я напомню, больше двух десятков.

Скажем прямо, если присматриваться к картинке с простым парнем из работящей семьи, который по велению слепой судьбы пустился дорогой приключений, то она начинает медленно превращаться в историю о молодом местечковом бандите, отправившимся на заработки в крупный город, к родственникам, в уже сложившуюся этническую опг.

А вот ньюанс про стонущую под гнетом Италию может оказаться вполне правдив. Когда Муцио было семь, в 1376 году, Фаенца, расположенная к югу от Котиньолы, проявила признаки неповиновения Папе. И туда пришел Джованни Акуто, более известный нам, как Джон Хоквуд. Либо рассчитывая на добычу для себя и своих людей, — что вообще было основной причиной страданий населения, оказавшегося во власти наемников, — либо действуя в соответствии с полученными приказами, он взял под стражу пятьсот зажиточных жителей и позволил своим людям разграбить город. Историю про монахиню, разрубленную надвое, рассказывали, в том числе, и перенося действие в Фаенцу. Любопытно, что разграбив Фаенцу, Хоквуд после еще и продал этот город. «Инвестором» стал маркиз Феррарский. Это семья д’Эсте, она нам еще наверняка встретится. Они ведь были итальянцами, и как вы наверно догадываетесь — честной, богобоязненной, добропорядочной семьей, о которых даже их враги не могли сказать ничего плохого.

Но плохим парнем то был Хоквуд. Думаю, Муцио вырос в окружении людей, которые нелестно отзывались о понаехавших.

Поскольку наш герой реально существовал, то увы ему приходится существовать и все время своего становления. Сначала Муцио попадает к Альбериго да Барбьяно, у которого уже служит несколько Аттендоло. И это хороший выбор, ведь Альбериго тоже герой. Он, конечно же из знатных, но он, цитирую Паоло Джовио: «…возмущенный тем, что иностранные наемники, проявляя необузданную жестокость, навязывают Италии свою волю, возродил дух своих соотечественников, которые из-за слабости своей и потерянной свободы позабыли славу древних воинов».

Альбериго к тому времени успешный кондотьер, он возглавляет «Кампанию Святого Георга», состоящую, разумеется, только из итальянцев. И, очень похоже, даже конкретно из выходцев из Романьи.

Правда в начале карьеры Альбериго служил у Джона Хоквуда, но ушел оттуда, конечно же «исполнившись отвращения к творимым бесчинствам». Служил он у Хоквуда десять лет, какие именно и где творимые бесчинства переполнили чашу его благородного терпения, не уточняется.

Муцио Аттендоло провел пятнадцать лет с Альбериго да Барбьяно, и здесь он приобрел репутацию и прозвище, которое станет зловещим именем его рода.

Сфорца.

Многие кондотьеры известны по своим прозвищам. Так, например, Гаттамелата означает «пестрый кот», Фачино Кане — «собака», Тарталья, всегда враждовавший со Сфорца, — «заика».

Семейная легенда гласит, что при дележе какой-то добычи Муцио поссорился с Тарантулом и Скорпионом, двумя братьями из Луго, деревни, располагавшейся к северу от Котиньолы. Когда об этом споре донесли командующему, Муцио и ему ответил весьма грубо, на что Альбериго воскликнул, что тот и его пытается «сфорцаре» и объявил, что отныне он будет известен как Сфорца.

Сейчас «sforza» переводят с итальянского как «сила». Или, применительно к Муцио, «силач». Тот, как говорят, и в самом деле обладал выдающейся физической силой. Он мог согнуть подкову и вскочить на седло в полном вооружении.

На низкой латыни, как и в большинстве языков несущих на себе след Римской Империи, «сила», «усилие» звучит иначе. Если вы хотите сказать «сила» на итальянском, вы скажите «forza». Хотите сказать «грубая сила», скажите «forza bruta». В современном итальянском есть идиоматическое выражение со словом «sforza», которое означает «ломать голову».

На самом деле (это не мое утверждение), глагол «sforza» означал насилие, в том числе и сексуальное. Я думаю вы согласитесь, что учитывая, так сказать, некоторую специфику общества, в котором Сфорца получили свою кличку и обстоятельства, этому сопутствующие, то логично думать, что он крикнул своим «товарищам» скорее то, что он их вые… кхм… «нагнет», чем «осилит». Ну и прозвище, кхм, «Нагибатор», данное ему в наказание, явно для этого больше подходит, чем «Силач».

Судя по отрывочным сведениям, Сфорца довольно быстро занял в Кампании Святого Георга должность, которую с некоторым усилием можно назвать офицерской. Например, упоминается, что он подружился с Андреа, известный под прозвищем Браччо («оружие», возможно, за свою силу) и у «их людей были даже одинаковые эмблемы». Сколько у них было людей, неизвестно. Кстати, Андреа Браччо происходил из рода графов Монтоне. Вы о ней не знаете, но это знатная фамилия из Перуджи. Монтоне были свергнуты в ходе заговора, который возглавила семья Бальони. Да-да, те самые любители свадеб из самой первой главы. Вернее их предки — дело происходит больше чем за сто лет до «Красной Свадьбы». Сам Андреа в этой заварушке был серьезно ранен, но выжил и подался в наемники. Жизненная цель у Браччо, и это прослеживается по его дальнейшим злоключениям, была только одна — вернуть Перуджу себе.

Далее жизнь Сфорца складывается банально для кондотьера, и очень насыщенно для нас. Сначала он воюет против коварных Висконти за Папу. Потом против