Поцелуй женщины-паука - Мануэль Пуиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заключенный. Мама всегда приносит еду в двух коричневых пакетах, по одному в каждой руке. В магазине ей все упаковывают.
Начальник. Хорошо… Да, заходите. Видите ли, Гугьеррес, придется сходить в магазин, купить кое-какие продукты, я дам список. И завернете по-особенному. Заключенный вас проинструктирует, и все это должно быть сделано… скажем, за полчаса. Отметьтесь в журнале, и пусть сержант сделает покупки в соответствии с указаниями заключенного. Молина, продиктуйте, что, по-вашему, вам принесла бы мать…
Заключенный. Вам, сеньор?
Начальник. Да, мне! И побыстрей, у меня еще куча дел.
Заключенный… молочный пудинг в большой упаковке… Лучше две упаковки. Консервированные персики, два жареных цыпленка, еще теплых, конечно. Большой пакет сахара. Две пачки чаю, одну обычного, другую — с ромашкой. Сухое молоко, сгущенное молоко, хозяйственное мыло… полкусочка, нет, целый кусок и четыре упаковки туалетного мыла для чувствительной кожи… Что еще?.. Да, и большую банку рыбы в маринаде и… Дайте подумать, ничего в голову не приходит…
— Смотри, что я принес!
— Не может быть!.. Что, мать приходила?..
— Да!!!
— Как здорово… Значит, ей лучше?
— Ага, значительно… Смотри, что она мне принесла. В смысле, нам.
— Спасибо, но это все тебе, не надо.
— Помолчи, тебе надо выздоравливать. С этого дня у нас начинается новая жизнь… Простыни почти высохли, потрогай… и столько еды. Смотри, два жареных цыпленка, два, представляешь? Это для тебя, причем они хорошие, как раз для твоего живота. Вот увидишь, теперь ты моментально поправишься.
— Нет, я так не могу.
— Пожалуйста, возьми. Лучше я сам не поем, зато буду избавлен от вони… Нет, серьезно, попробуй хотя бы пару дней не есть здешней пищи, тогда ты сразу выздоровеешь. Давай.
— Думаешь?..
— Конечно. И раз уж тебе лучше… закрой глаза, Валентин. Интересно, угадаешь?.. На, потрогай…
— Откуда мне знать, что там? Я не знаю…
— Не подглядывай. Погоди, возьми в руки, может, так поймешь? Вот… Ну что?
— Две… упаковки… тяжелые. Нет, я сдаюсь.
— Открывай глаза.
— Молочный пудинг!
— Но с этим тебе придется подождать, пока окончательно не поправишься, и получишь ты только половину… А еще я вывесил простыни сушиться… никто их не слямзил, представляешь? Почти высохли. Ночью оба будем спать с простынями.
— Отлично.
— Сейчас, погоди, я все разберу… А потом заварю чай с ромашкой — что-то нервы пошаливают, а ты съешь куриную ножку. О нет, сейчас только пять часов… Лучше давай просто выпьем чаю с печеньем, это полезнее для желудка. Видишь, «Экспресс» — я их всегда ел в детстве, когда болел… Пока не стали выпускать «Криольитас».
— Может, одно прямо сейчас?
— Ладно, но только одно, с апельсиновым джемом — он лучше усваивается. К счастью, все, что она принесла, — довольно легкая пища, так что можешь есть все. За исключением молочного пудинга — пока. Сейчас разогрею плитку, и через пару минут ты уже будешь пальчики облизывать.
— Но куриную ножку можно я сейчас съем?
— Слушай, имей терпение… Давай попозже, чтобы у тебя не возникло желания съесть и обед, что нам подадут. Нам приносят дрянь, а ты каждый раз ею обжираешься.
— Но ты не понимаешь, у меня пусто в животе, после того как боль проходит, очень хочется есть.
— Так, значит, вот что: ты съешь цыпленка, нет — обоих. Но при условии, что не притронешься к нашей баланде, от которой тебе плохо. Договорились?
— Хорошо… А как же ты? Будешь сидеть и облизываться?
— Не буду. Холодная пища меня никоим образом не привлекает.
* * *
— О, как сразу хорошо стало. Здорово, что мы сначала выпили чаю.
— Он тебя успокаивает, да? Меня тоже.
— И еда отличная, Молина. Еще дня на два хватит.
— Это точно. А сейчас поспи немного, это тебя окончательно вылечит.
— Мне как-то и спать не хочется. Лучше ты поспи, а за меня не волнуйся.
— Но не думай о всякой ерунде, как раньше, это повредит твоему пищеварению.
— А ты? Не хочешь спать?
— Разве что чуть-чуть.
— Потому что для полного счастья кое-чего не хватает.
— Может, я, конечно, идиот, но не понимаю, о чем ты.
— Да ладно… Нам нужен фильм. Вот чего не хватает.
— А, понятно…
— Не вспомнишь что-нибудь вроде женщины-пантеры? Он мне больше всего понравился.
— Конечно, я смотрел много мистических фильмов.
— Да? Ну, например?
— Ох… «Дракула»… «Оборотень»…
— А еще?
— «Возвращение женщины-зомби»…
— Вот! Звучит замечательно…
— М-м… чем же там все начинается?
— Он американский?
— Да, но я смотрел его уже сто лет назад.
— Ну и что? Рассказывай.
— Сейчас, дай вспомнить.
— А молочный пудинг? Когда дашь попробовать?
— Думаю, не раньше чем завтра.
— Всего одну ложечку? Пожалуйста…
— Нет. Я, пожалуй, расскажу фильм… С чего же там начинается?.. А, вот в чем дело. Вспомнил. Начинается он с того, что девушка из Нью-Йорка садится на пароход и плывет на остров в Карибском море, где ее ждет жених, у них вот-вот будет свадьба. Это очень милая девушка, такая мечтательная, рассказывает о себе капитану судна, симпатичному парню, а тот смотрит в черные воды океана, потому что сейчас ночь, потом бросает взгляд на нее, будто хочет сказать: «Это дитя даже не представляет, во что ввязывается», но не говорит ничего, пока они не доплывают до острова. Слышны барабаны аборигенов, девушка приходит в восторг от этих звуков, а капитан говорит, чтобы она не позволяла барабанам заворожить себя, потому что они зачастую являются предзнаменованием смерти… сердечный приступ, старая больная женщина, сердце захлебывается черной морской водой и тонет
— полицейский патруль, слежка, слезоточивый газ, открывается дверь, стволы автоматов, черная кровь во рту не дает дышать Чего ты остановился?
— И вот девушку встречает ее жених — скоро свадьба. Они были знакомы в Нью-Йорке всего пару дней.
Он вдовец, тоже из Нью-Йорка. В общем, встреча проходит чудесно: когда пароход причаливает, он ждет ее на пирсе с целой вереницей повозок — они запряжены ослами и украшены цветами, в некоторых из них — музыканты, они играют очень нежные мелодии на инструментах, похожих на сбитые вместе дощечки, по которым бьют палочками, и я не знаю почему, но эта музыка пробирает, потому что инструменты так дивно звучат, будто мыльные пузырики лопаются один за другим. А бой барабанов, слава богу, прекратился, потому что звучал он очень зловеще. И вот они вдвоем приезжают в дом — он расположен довольно далеко от города, в деревне, под сенью пальм; сам остров очень живописный, с невысокими холмами, кругом банановые заросли. Жених девушки очень мил, но заметно, что у него в душе разыгрывается какая-то драма; он слишком много улыбается, как человек со слабым характером. И здесь возникает некий штрих, который сразу наводит на мысль, что тут не все ладно, потому что первым делом он знакомит невесту со своим дворецким. Ему около пятидесяти, он француз; и дворецкий просит жениха без отлагательств подписать бумаги об отправке партии бананов на том же корабле, на котором приплыла девушка; жених говорит ему, что подпишет позже, но дворецкий настаивает, и тот смотрит на него полными ненависти глазами, и, когда он подписывает эти бумаги, можно заметить, что ему трудно писать — так у него дрожат руки. День в разгаре, и вся компания, встречавшая девушку в повозках, собралась в саду выпить за эту пару, у всех в руках бокалы с разным фруктовым соком; в это время приходят чернокожие рабочие с плантаций сахарного тростника, они несут своему господину бочонок рома, но дворецкий, увидев их, приходит в ярость, хватает топор, подвернувшийся под руку, и разносит бочонок в щепки, так что весь ром выливается на землю.