Амнезия - Сэм Тэйлор

Внезапно до него дошло, что телефон еще звонит. Старомодный меланхоличный гудок напоминал о пустых коридорах правительственных зданий, закрытых на зиму гостиницах, о славных семидесятых — безответный звонок из прошлого. Почему он не умолкает? Неужели у соседей нет автоответчика?

Удивленный, он вернулся к входной двери и посмотрел туда, где его память поместила телефон — на стену, метрах в двух от входной двери. Сейчас там стоял деревянный ящик размером с детский гробик, запертый на висячий замок. Джеймс мог поклясться, что раньше его здесь не было. Грубо сколоченный, нелакированный, крепкий на вид. Он поднес ухо к щели и тут же отпрянул. Телефон звонил изнутри. Джеймс огляделся в поисках ключа, но его не было.

Джеймс занервничал. Неужели тот, кто звонит, не догадывается, что в доме никого нет? Почему не вешает трубку? Или он знает, что Джеймс внутри? Он вышел на крыльцо — никого. Ни одна занавеска в окнах соседских домов не дрогнула. Метрах в двухстах по дороге стояла телефонная будка. Джеймс подбежал к ней, но будка оказалась пуста. Озираясь по сторонам, он вернулся назад. Когда Джеймс вошел в дом, телефон замолчал.

Все утро он отдирал доски от окон первого этажа и переносил вещи из фургона. Освоившись, Джеймс уже не стал бы утверждать, что дом совершенно не изменился. Диванная набивка валялась на полу, на стенах темнела плесень. Уж если Малькольм Трюви действительно здесь жил, мог бы и прибраться.

Работы в доме хватало. Джеймс решил действовать постепенно. Сперва он займется первым этажом. (При мысли о том, что придется подняться на второй, у него подгибались колени.) К тому же внизу было все необходимое для жизни.

Первый этаж занимали две спальни окнами на улицу и большая гостиная, выходящая в садик. В буфете под лестницей Джеймс обнаружил дверцу. Там было темно, пахло сыростью и остывшей золой. Наверняка внизу был устроен погреб. К гостиной примыкали ванная без окон с покатым потолком и узкая кухня. Пристройка тянулась вдоль задней стены дома. Некогда белая пластиковая крыша, ныне пожелтевшая от времени, делала кухню самым светлым и холодным местом в доме.

Дверь кухни выходила в большой сад, как и помнилось Джеймсу. В отличие от дома сад выглядел ухоженным: трава не выше нескольких дюймов, раскидистая яблоня в центре лужайки. Зрелые золотисто-зеленые плоды свисали с веток. С трех сторон сад опоясывала высокая деревянная ограда. В сарае Джеймс обнаружил газонокосилку и топор. Задняя калитка выходила в переулок с запертыми гаражами.

Как ловко этот дом заполнил все выемки и щели его памяти. Когда-то он жил здесь, иначе и быть не могло! Джеймс закрыл глаза и попытался отмотать время назад. Бесполезно — пустота, обрыв. Когда он приближался к краю обрыва, его начинала бить дрожь. И Джеймс махнул на воспоминания рукой. В памяти всплыла полузабытая фраза. Метафора, которую Фрейд использовал для воспоминаний. Предметы в комнате.

Джеймс осмотрелся: диван, чайный столик, кресло, телевизор. Перестать паниковать, сказал он себе, твое прошлое спрятано в этом доме, а значит, когда-нибудь память непременно вернется, нужно только запастись терпением.

Целый день он носился как угорелый. Сначала по совету Харрисона Джеймс посетил торговый центр на окраине, где приобрел генератор, мощный пылесос, фонарь-«молнию», маску, перчатки, рабочие ботинки, крысиный яд, ведра, губки и масляный обогреватель. Потом вернулся в «Аренду Харрисона», предъявил чеки, и мистер Крэбтри тут же отсчитал пятидесятифунтовые купюры. Джеймс запустил генератор и пропылесосил спальню, гостиную и коридор. По окончании работы он весь взмок и покрылся пылью. Горячей воды в доме не было, поэтому Джеймсу пришлось сесть на велосипед и доехать до бассейна, чтобы принять душ.

По пути домой он купил пиццу и пиво. Вечер выдался тихий и славный. Привалившись спиной к яблоне, Джеймс ел пиццу и запивал ее пивом, глядя, как края облаков на западе окрашиваются в розовый цвет. Прямо над ним в выцветшем небе сиял полумесяц. Кругом висела такая зловещая тишина, что Джеймс призадумался, уж не поселился ли он в городе привидений? Прислушавшись, он уловил детский смех и музыку. И снова его охватило странное чувство: смесь надежды и страха. Что он делает в этом заброшенном доме, один, в городе, чужой всем? Джеймс не знал, куда заведет его расследование, но сейчас ему было хорошо. Холодное пиво, теплый вечерний воздух, ясное небо. Так бы и просидел всю жизнь, прислонившись спиной к гладкому стволу.

Если бы можно было остановить время, ухватить неповторимое мгновение и навеки запечатлеть в памяти! Джеймс боялся, что если не оставит запись об этом вечере, память о нем улетучится, словно пыльца, осевшая на поверхности водной глади. С другой стороны, попытайся он занести эти тени на траве, этот теплый воздух и тихую безмятежность в свой черный блокнот, и очарование исчезнет. К тому же ему ни за что не найти верных слов.

Не в силах сдвинуться с места, Джеймс прислонился к яблоневому стволу и размышлял. Возможно, если сейчас постараться хорошенько запомнить этот вечер, а после записать воспоминания, они не успеют стереться. Он посмотрел вверх. Облако напоминало слона или высокое купольное здание и менялось на глазах. Полупрозрачный клочок отделился от общей массы, образовав длинный хвост, края которого растворялись прямо на глазах. Джеймса завораживали эти изменения — в самом деле, куда исчезали края облака? — и вот оно уже растворилось в бледной синеве. Исчезло, видоизменилось, стало прошлым. Как безжалостно время, подумал Джеймс. Оно существует теперь, сейчас, и все же… что есть это сейчас? По-французски говорят maintenant — дословно «удержать время». Другими словами, настоящее — это то, что можно подержать в руках: нечто осязаемое и твердое. Нет, стремиться удержать время все равно что пытаться остановить водный поток. Только зазевайся, и время ускользнет. Единственный способ жить настоящим — никогда не пытаться остановить его, покориться его течению, не думать ни о чем…

Джеймс вздохнул. Внезапно, не считаясь с его желаниями, вопреки всем временным законам, воздух стал теплее, а небо синее. Джеймс бросил взгляд на заднюю стену дома — от солнца кирпичи словно накалились, а оконные стекла засияли золотом. Кожу согрели жаркие лучи, а вокруг зазвучали голоса. Перед ним на траве было расстелено одеяло, его фигура отбрасывала тень. Волоски на руках встали дыбом, сердце бешено колотилось. Что с ним происходит? Что означают эти странные ощущения? Трава, дерево, солнце, небо, кирпичи кружились и мерцали перед глазами. И вот зеленый, коричневый, желтый, синий и красный смешались. Все почернело.

Он открыл глаза и поежился от холода. Во рту пересохло, ладони вспотели. Должно быть, я заснул, подумал Джеймс. Солнце село, прекрасное мгновение ушло, просочилось сквозь пальцы. Вот так всегда…

Джеймс вздохнул, прикончил пиво и побрел в дом. На полпути он наткнулся на что-то твердое. Под ногами лежал плоский четырехугольный камень с какими-то знаками — символами или буквами, — Джеймс не мог разобрать в темноте. Он наклонился и ощупал плиту кончиками пальцев. Все-таки буквы: «И» и «Д».

Термин, означающий подсознание. Джеймс подумал о фрейдовском бессознательном: если воспоминания — это предметы, помещенные в комнате, то где скрывается подсознание? В подвале? Как странно: два разных понятия обозначаются одним словом. Идентичность в значениях «тождественности, одинаковости» и «особенности, отличительной черты». Не сразу Джеймсу в голову пришло более простое и очевидное объяснение. Он вспомнил статью про студента, который выпрыгнул из окна. Инициалы ИД принадлежали Иену Дейтону.