Выбирая жизнь - Арина Предгорная

отметить: костюм на мальчике просто отличный. Твоя работа? То есть, я хотела сказать, мальчик выглядит сногсшибательно, половина присутствующих дамочек шеи уже посворачивали. Надеюсь, ты достаточно хорошо следишь за ним? Не позволяй этим нахалкам переходить тебе дорогу! Эх, мне бы твои годы…

— Какому мальчику? — запнулась Виррис. — Ах, вы имеете в виду…моего мужа?

— Кого же ещё! Золото, а не мужик!

— А вы, кажется, сводница, госпожа Мирта! — засмеялась девушка. — Что заставляет вас так нахваливать моего супруга — мне же?

— Я не нахваливаю, девочка, а советую держать ухо востро. Твоё имя не сегодня-завтра перестанут пачкать, поверь моему чутью. Но те, кто запомнили всю эту чушь про тебя, про твою якобы безродность — будут пытаться внести разлад между вами. В конце концов, Бьорд уже был холостяком, что мешает ему стать им снова?

— Пусть пытаются — Вир не удержалась от пренебрежительного тона. — Я в своём муже уверена. Одного только за столько лет так и не поняла, госпожа Мирта: какая разница, какой магией обладает чародей?! Дар или есть, или нет. Отчего тот, который достался мне, считается оскорбляющим высокое звание аристократа, лакейским?!

— Обычный снобизм, милочка. Но, конечно, продемонстрируй ты другую какую магию, тебя приняли бы лучше, перестали без конца подвергать всем этим унизительным… ты что, Виррис? Нехорошо? Душно? Водички? Или на воздух?

Вир через силу глотнула воздуха, загоняя нахлынувшее головокружение обратно. Развернула висящий на запястье веер.

— Нет-нет, всё в порядке, — заверила она нечаянную союзницу.

И нашла взглядом стройную худощавую фигуру мужа, беседующего с кем-то из гостей.

…

— Вам понравилось? — поинтересовался Зоратт на обратном пути, позволив себе осторожно взять её руку в свои ладони. — Вы оба отделения просидели с таким рассеянным лицом…

Виррис выдавила улыбку, поправила свободной рукой упругие локоны.

И сцену, и происходящее на ней она видела, но не могла перестать думать о снежной магии, с которой виртуозно обращался молодой оборотень. Той, что свободно текла по каналам в теле её супруга, демонстрируемая редко, но с не меньшим искусством. Если она получит магию Вейсдгаров, научится повелевать льдом и водой — это заткнёт злые языки. Обществу придётся считаться с госпожой Зоратт и забыть о том, что она дочь какого-то неизвестного простолюдина.

— Чудесная премьера, — подтвердила девушка. — Я получила огромное наслаждение. Спасибо…муж мой.

Сможет ли она пересилить себя?

В конце концов, Зоратт её вроде бы любит, вряд ли будет груб или станет намеренно причинять боль. Но, если Вир решится, то придётся и дальше… Он гладил её пальцы сквозь перчатку, а она сходила с ума от неспособности найти верное решение.

Он чужой для неё, как бы ни пытался сократить расстояние. Её сердце не совершало кульбитов в его присутствии, не замирало, слушая шаги за дверью. Но его магия, родовая магия Вейсдгаров манила её, казалась своей, родной и близкой. Как же неудобно, что поделиться ею нельзя иным способом, не таким…

Вир сделала несколько глубоких вдохов, чтобы остудить пылающее лицо.

Она не раз поучала младшую сестру: не спеши принимать решения на горячую голову, остановись, замедлись, подумай! Вот свой же совет и сгодился. И Виррис думала, стараясь не спешить, и лучше всего помогала думать тонкая игла, ныряющая в податливую ткань.

…

Бьорду Зоратту думать помогали не иголки и не ткань с нанесённым для вышивки рисунком, он прибегал к иным способам. Разрисовывал морозными узорами окно или поверхность письменного стола, по специальному заказу покрытую слоем прочного текучего стекла. С пальцев легко срывались белые, с едва видимым голубоватым подтоном, ледяные струйки, ложась на ровную поверхность гребнями волн, белым морским берегом и россыпью ракушек, выныривающим из глубин русалочьими хвостом или остовом погибшего корабля. А ещё прекрасное гордое лицо в обрамлении пышных густых волос, снежно-белых в его исполнении, только на морозном рисунке Бьорда его прекрасная жена всегда улыбалась, застенчиво и нежно — ему.

На днях Виррис подарила ему надежду на эту улыбку, намекнула, что его одиноким ночам наступит конец, и ему бы жить счастливым ожиданием, и аккуратно, деликатно подталкивать красавицу к их общему будущему, наконец-то общему, не временному, но с его женой что-то было не так.

Зоррат, хмурясь, складывал из ледяных ракушек замок.

За неполные четыре месяца с момента их свадьбы девушка немного смягчилась и оттаяла, сгладились колючесть и непримиримость, периодически мелькало что-то похожее на уважение. Дорогой подарок, дивную Грацию редкой йорвенской породы, она приняла не с благосклонной снисходительностью, а с восторгом и трепетом, как девчонка, продолжавшая жить в ней, несмотря ни на что. Позволяла о себе заботиться, без смущения тратила его деньги, командовала в его доме… стояла изредка так близко, касалась ладонями через тонкую материю сорочки: мгновениями, когда Виррис занималась подгонкой его одежды по фигуре, он очень дорожил. А как отстаивала перед всеми его имя! И привыкла к нему немного за всё это время: почти не краснела, когда замечала на нём домашнюю одежду вместо строгих костюмов, не вздрагивала от прикосновений, не опасалась его ночёвок в смежной со спальней комнате. Но сердце всё так же держала закрытым.

Или… оно занято, и, возможно, было занято до того, как они поставили свои подписи на документе в Ратуше?

Ледяные ракушки, круглые и вытянутые, голубые, аквамариновые, перламутровые, развалились беспомощной горкой, и Зоратт движением кисти обратил их в пушистые невесомые снежные хлопья.

Нет. Он бы знал. Он наводил справки: достойных ухажёров у Виррис Адорейн не было, в сердечных привязанностях замечена не была.

… Племянник? Молодой, цветущий, сильный, сочетающий в себе хищную грацию и мощь и совершенное человеческое тело. Бьорд раздражённо подул, и тонкий слой снега ссыпался со стола на светлый ковёр; щёлкнул пальцами: хлопья истаяли, не оставив ни капли влаги.

Ничего предосудительного в поведении Арви и своей жены он не находил. Душа болела, и что-то гаденькое нашёптывали инстинкты, но кроме этого он не мог предъявить ничего. Виррис неизменно доброжелательна и вежлива, без тени смущения, придыхания и кокетства. Арви… показывал что-то такое… лишнее, особенно в тот вечер у градоправителя, когда принял так близко к сердцу оскорбление, нанесённое Виррис, и едва удержал оборот.

Бьорд устало потёр переносицу. Попросить его уехать? Но по какой причине — ревности, для которой, объективно, нет повода? Если вкусы мальчика не изменились — то в Виррис крайне мало того, что нравится племяннику в женщинах: это его, Бьорда, угораздило, а Арви нравятся мягкие, нежные, с озорным блеском в глазах, весело щебечущие, любящие музыку и танцы. А Вир, когда-то мечтающая об открытых дверях высшего общества,