Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

Занзе Зверь.

Мастер масок. Я пыталась уловить в воздухе миг затишья, которое обычно предшествовало прыжку чудовищной пантеры, налету исполинского ястреба, удару великого змея – он мог стать любым из них.

Рикку Стук.

Мастер дверей. Я вслушивалась в ожидании звука – едва уловимой ряби, что предупредит о портале за спиной, над головой, там, где я его не жду.

Тальфо Плеть.

Мастер мрака. Я следила за тенями, вглядывалась в те, что казались темнее прочих, что могли расцвести вокруг меня лесом кошмаров.

Джинду Клинок.

Этот…

Ну, к Джинду никак не подготовиться.

Но шаг тянулся за шагом, под ногами поскрипывал песок, и уже почти с полчаса ни меня, ни Лиетт не расшвыряли, не взорвали, не выпотрошили. За что я была благодарна, не пойми меня неправильно, просто никак не ожидала.

Я знала имена из списка. И они знали меня. Я ждала, что уже буду убита – ну, или глубоко в процессе убиения.

Однако, если не считать далекого отголоска песни Госпожи, холодного ветра и тяжести Какофонии у меня на бедре?.. Противников не было.

Или мне так казалось.

Краем глаза я уловила движение. И все думающие органы тут же схлопнулись; тело знало, как делать то, за чем не успевала голова. Рука рванула к поясу. Какофония прыгнул в ладонь, обдал кожу горячим нетерпением. Я вскинула его вправо. И, одновременно с тем, как большой палец лег на курок, а указательный – на крючок, мой взгляд уперся в прицел. Дыхание замедлилось.

Великолепное зрелище.

Уверена, что упитанный черный петух, который с кудахтаньем выкатился из двери, оценил его по достоинству.

Жирная мелочь вышагивал так, словно он тут сраный хозяин, оскорбленный моим вторжением в его владения.

– Потрясающе, – пробормотала рядом Лиетт. – И будет он молвить о сем дне, и всякая домашняя птица на шесть лиг окрест прознает, что негоже гневить Сэл Какофонию.

– Ой, да ну тебя на хер, – буркнула я.

Добавила бы кое-что еще, но по руке пронеслась вспышка боли. Перед глазами вспыхнуло алым, мышцы прошило иглами. Я дернулась, чуть не заорала. Чуть – потому что рука пылала невидимым огнем.

– Сэл!!! – бросилась ко мне Лиетт.

– Нормально, – процедила я сквозь зубы. Соврала, ничего не нормально. Но это пройдет.

Я вытащила Какофонию из-за курицы. Не скитальца, даже не бандитишки. Из-за сраной курицы. Вот он, понятное дело, и бесился, что его таланты столь бесполезно растрачивают.

Если бы я выстрелила в проклятую срань, он бы, скорее всего, эту руку мне оторвал.

– Это все он, да? – Лиетт провела по моей ладони своей, как будто ледяной. – Зачем он тебе вообще? Зачем нужно оружие, которое ранит тебя же?!

Ответить я не могла. Во-первых, поставь я под сомнение пользу Какофонии, он снова возмутится. А во-вторых, такого оружия, что в конечном счете не ранит своего владельца, попросту не существует.

Боль поутихла, и я убрала Какофонию в кобуру. Руку, впрочем, напоследок остро кольнуло. Он предупреждал. В следующий раз я его достану для неимоверного месива.

А вот Джефф?.. Джеффу плевать, что протыкать.

Он парень покладистый.

Я вытащила клинок и шагнула к птице. Застыла, когда мне в руку вцепилась Лиетт. Свирепо глянула на нее, почти ожидая вопроса, в самом ли деле я вознамерилась устроить поединок с петухом, который меня взбесил, и всецело собираясь ее заверить, что все именно так. Однако смотрела Лиетт не на меня. Она указала. Я проследила за ее рукой.

И увидела труп.

Мы прокрались в затхлое помещение. В крошечных поселениях типа Старковой Блажи годных таверн не найти. Вот и эту промозглую комнатушку, забитую столами, стульями и пыльными бутылками, сложно было таковой счесть. Даже стойка слишком мала, чтобы скрыть лежащее тело с вытянутой длинной, худощавой рукой.

Держа Джеффа наготове, я затаила дыхание. Прошло две минуты – и ничего не выстрелило, не вонзилось, не взорвалось. На время успокоившись, я подобралась к стойке и заглянула за нее.

На меня смотрели белые глаза мертвой женщины. Не просто широко распахнутые, а буквально – белые. Ни зрачка, ни радужки. Кожа сморщилась, тело усохло. Повидай я на своем веку меньше, решила бы, что передо мной глубокая старуха. И будь судьба милостива, я повидала бы меньше.

А что я там говорила про благотворительность?

– Ох, Отпрыски…

Я оглянулась на Лиетт.

– Твой человек?

Она молча протиснулась вперед и, оставив меня следить за входом, опустилась рядом с мертвой на колени. Провела пальцами по коже, висящей на костях так, словно кто-то выжрал из-под нее всю плоть.

– Выборочное поглощение, – забормотала Лиетт, явно ничуть не смущенная зрелищем. – Оно выело важнейшие части – органы, костный мозг, мышцы, – и оставило все прочее. Словно… – Она нахмурилась. – Ты когда-нибудь видела плащ без человека в нем?

Я не ответила. Лиетт все равно разговаривала сама с собой.

– Магия, очевидно. Но я никогда не встречала чары, способные на такое.

А я – да. Однажды.

Мне не понравилось.

И я, чтоб меня, не могла отделаться от мысли – что же творилось в голове несчастной в тот момент? Верила ли она, что ее спасет стойка? Что думала, когда мышцы усыхали, когда жизнь утекала из тела? Чье имя она кричала, когд…

Блядь.

Ну, суть ты улавливаешь.

Я тоже кое-что улавливала – то, что улавливать мне совершенно не хотелось. Что бы тут ни стряслось, что бы они ни планировали, я опоздала. Я знала это еще на подходе. Была готова увидеть весь ужас, который они заварили. Но до сих пор не понимала, что именно это был за ужас, помимо того, что боли он причинил много.

Скрип с верхнего этажа.

Далекий шепот песни Госпожи.

Гулкое нетерпение Какофонии в кобуре.

Магия. И близко.

– Что там?

Голос Лиетт упал до шепота. Чарографы, может, и талантливы – и все-таки они не маги. Лиетт не слышала, не умела слышать песнь. Но заметила, что ее услышала я.

Я жестом приказала ей оставаться на месте.

Переложила Джеффа в левую руку, правую опустила на Какофонию. Прижалась к стене и медленно пошла по ступенькам, не сводя глаз с верхней площадки, где располагались комнаты. Тени не выпрыгнули. Не ударили чары. Когда я поднялась, меня не встретило ровным счетом ничего, кроме слегка приоткрытой двери в конце коридора.

Неплохо.

Я осторожно ее толкнула, сунула нос внутрь. Передо мной предстала скромная комнатушка: пара кроватей, письменный стол и еще один поменьше, с непочатой бутылкой на нем. На колышках висела пара теплых дорожных плащей. Уютненько; ровно то, что в подобных местах и ищут.