Гнилое дерево - Комбат Найтов

Сталин встал из-за стола и начал ходить по невысокой сцене. Все замолчали, в зале было слышно даже дыхание. «Чапай думает!» – возникла в голове у Владислава ассоциация с известным фильмом.

– Товарищ Жуков, вы говорили, что были на его участке, – Сталин показал на Преображенского чубуком трубки. – И сами привезли мне представление на звание Герой Советского Союза. Так хорошо воюет товарищ Преображенский или плохо?

Жуков молчал, было видно, что по его шее катятся крупные капли пота.

– В той операции, что я видел, войска полковника Преображенского действовали слаженно. Особенно удачно применялась артиллерия и танковые десанты.

– Правильно, товарищ Жюков! Именно это вы говорили мне, когда вернулись из-под Кобрина. И именно вы рекомендовали пригласить успешного командира корпуса сюда на совещание. Садитесь, товарищ Жюков. Теперь и мне стало все понятно.

Уже в Осовце Владиславу стало известно, что командующим фронтом стал генерал Штерн, Жукова перевели на Юго-Западный, Кирпонос стал его заместителем. Здесь, на Западном, замом оставался генерал-лейтенант Конев.

После совещания очень хорошо и плотно покормили, а не выпроводили не жрамши. И вообще обстановка на совещании понравилась. Ставка не размахивала шашкой, не кричала: «давай-давай, жми!», а выясняла причины неудач на фронтах. Тут же находились представители важнейших наркоматов, которые со своей стороны и отвечали на вопросы, и записывали претензии командующих армий, их инженеров, снабженцев. По этому поводу Владиславу несколько раз приходилось отвечать на вопросы и задавать их самому. Он поднял вопрос о поддонах и пакетах, с помощью которых можно было бы ускорить процесс погрузки-выгрузки боеприпасов и мелкотарных грузов, так как для нормальной работы артскладов требовалось значительное количество людей. С помощью Барбары – она срисовала необходимые чертежи – в артмастерских были изготовлены роликовые подъемники, с помощью которых красноармейцы могли перекатывать тяжелые ящики со снарядами. Благо те имели брусья усиления и были приподняты над полом вагона. С помощью этого устройства целый штабель перекатывался к выходу, где его забирал переделанный «тальный мост», с которого начиналась карьера старшины Преображенского. Генерал Котляр внимательно рассмотрел рисунки и фотографии, которые оказались в сумке у Владислава, и тут же на совещании вместе с горьковчанами родился автопогрузчик, который нарисовал Владислав. Это был развернутый назад ГАЗ-А с рамой электроподъемника и вилами и закрепленным на бампере противовесом. Европоддон был тоже нарисован Владиславом, и промышленники обещали немедленно его внедрить. К сожалению, стальная лента промышленностью не освоена, поэтому остановились на пеньковых и стальных тросовых стандартных стреп-лентах. С глаголь-гаками для быстрой натяжки и легкого сбрасывания. На самом деле вопрос был очень актуальным, так как все операции выполнялись вручную. Идея была воспринята. Самой большой сложностью было подобрать русские названия к логистическим терминам. Итак, это теперь поддоны, а не паллеты, и такелажные ленты и тросы – стяжки с пряжками.

Кроме этого, был поднят вопрос о прицепах и полуприцепах, которые не требовалось переваливать, а комплектовать на механизированных складах для непосредственной доставки в подразделения. Это позволяло бы сократить расходы топлива и времени на погрузочно-разгрузочные работы.

В целом поездка получилась очень удачной и продуктивной. Постояли на трибунах на Красной площади, по которой, как и до войны, под сильным снегом прошли полки и дивизии частей московского гарнизона и войск, направляющихся на фронты Великой Отечественной. Кинематографисты зафиксировали участников и гостей парада. После парада – торжественный обед в Кремле и Центральный аэродром.

Полуторасуточный отпуск кончился. Впереди были фронтовые будни.

Назад летели весело, много шутили, у многих семьи в Москве, поэтому столики в штабном «дугласе» ломились. Плюс выдали подарки, в том числе и продуктами, и сухой паек, который был не совсем сухим. Было чем смочить горло. В Белостоке все расселись по своим самолетам и машинам и разъехались.

Известие о смене командующего пришло позже. За это время Владислав успел принять корпус и его штаб. С полковником Соколовым они общались мало: штаб УР возглавлял подполковник Корзунов, и всю документацию готовили его люди. К корпусу Владислав отношения особого не имел и не контролировал работу его штаба, который находился в Белостоке с довоенных времен. Пришлось вернуться туда. Никаких накладок не случилось, Владиславу показалось, что полковник Соколов был рад избавиться от буковок перед своей должностью. Он был довольно пожилой, лысоватый, с торчащей дыбом редкой челкой и центральным пробором. Видимо, по привычке, он часто откидывал волосы, и из-за этого те постоянно стояли дыбом. Арест Рубцова им был воспринят болезненно, и много месяцев подряд он ожидал, что и за ним придут. На чем были основаны его страхи, Владислав не знал, но у него имелись предположения, что Соколов знал о бывшем командире немного больше, чем показал на допросах, но на момент ареста командира он был и.о. начштаба, стал начштабом и и.о. командира, а корпусом никогда не командовал. Настоящий начштаба был на каких-то курсах в Киеве и так и не вернулся. Для исполнительного, но безвольного человека, каким был Соколов, эта ноша была непосильной.

Они поговорили с Владиславом один на один, сразу после того, как были подписаны бумаги «сдал – принял». Из разговора стало ясно, что начштаба в корпусе нет. Есть снабженец. Требуется искать человека с опытом, потому что вряд ли разрешат забрать из Осовца Корзунова. Второй момент: необходимо перенести махину управления корпусом ближе к местам базирования, ведь сам корпус сейчас находился севернее. Да и соседство со штабом фронта уж больно хлопотное занятие. Проверками замучают.

– Да, проверок много было. Чуть ли не каждые две недели, – сказал Аксентий Михайлович. Всего в Белостоке было пять воинских частей, принадлежащих корпусу: сам штаб, корпусной полевой госпиталь, военный трибунал, военная прокуратура и 3-й (особый) отдел корпуса.

– Квартирьеров высылали куда-нибудь?

– Нет, товарищ полковник. Особой надобности не было.

– Значит, тогда так: госпиталь пока на месте, выслать квартирьеров в Монки, посмотреть, что там есть. Управлению корпуса, юристам и особистам местом дислокации назначаю второй форт. Сам штаб будет базироваться в первом форте. Частично – оперативный отдел и вы на КП крепости, там место есть, остальные в северных казармах. Приступайте к передислокации, товарищ полковник. И соберите мне в Осовце всех командиров и начальников штабов соединений и отдельных частей корпуса.

– Когда, Владислав Николаевич?

– Завтра, к 20:00.

– Есть!

Влад обошел штаб, который давно выселили из дворца Браницких, теперь они находились в здании бывшего управления «дефензивы». До революции это здание занимало Третье охранное управление. Наискосок за собором Николая-Чудотворца находилось здание корпусного госпиталя. Удобно пристроились! Подальше от начальства (и войны) и поближе к кухне (и юбкам). Но в штабе был порядок, дыхание войны здесь действительно не ощущалось. За окном дворники метут и разгребают снег. На столах у штабных аккуратно разложены бумаги. Никакой суеты и беготни. Потрескивает и повизгивает «бодо», поскрипывают ручки писарчуков. Они охотно встают, когда к ним заходит комкор, а потом продолжают заниматься своими делами. На столах почти обязательные фотографии жен, девушек и детишек. Как ни грустно было на это все смотреть, но Владислав понимал, что это тоже часть войны. Накроют этот домик, лишат его связи, и все гвардейские дивизии встанут без топлива, боеприпасов, подкреплений, еды и денежного довольствия. Состоянием штаба он остался доволен. Аксентий Михайлович неотступно следовал за ним и внимательно присматривался к тому, на что смотрит не сильно разговорчивый комкор.