Земля надежды - Вирджиния Спайс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вождь резко опрокинул Энни на шкуры и, рывком задрав платье, коленом раздвинул девушке ноги.
— Ты забудешь своего жениха после ночи со мной! Манипу будет любить тебя так страстно, что после этой ночи ты не захочешь никого другого!
Он стал исступленно целовать Энни, но слезы, струящиеся из закрытых глаз девушки, охладили его пыл. Туземец встал и, угрюмо посмотрев на нее, сказал:
— Я дам тебе три дня, белая женщина, а потом мы сыграем нашу свадьбу, и я больше не хочу видеть слез, ты слышишь меня?
Энни, свернувшись в комок, глухо ответила:
— Я слышу тебя, вождь.
Манипу резко повернулся и, захватив какой-то расшитый узорами мешок, висевший на стене, вышел из дома.
Вождь пересек деревню, которая состояла из бревенчатых хижин, односкатных навесов, крытых корой, и круглых шалашей, возведенных из веток и тростника. Ночь дышала миром, покоем, счастьем… Манипу уже давно открыл для себя секрет жизни. После того как его отец понес большие потери в проигранных войнах, которые велись постоянно, Манипу сделал выводы и извлек уроки из неудач отца.
В детстве он насмотрелся на горящие деревни, наслушался плача детей и женщин, умиравших от голода. Поэтому он старался поддерживать мир с окружавшими его соседями.
Женщины и дети его племени не должны были испытывать страха. Манипу был приверженцем мира, а не войны. В центре деревни располагалось святилище Великого Духа, которое одновременно служи племени лечебницей. Это было самое большое в деревне строение, возведенное из бревен.
Его стены достигали десяти футов, в каждой стене имелась дверь.
С замиранием сердца Манипу вошел внутрь. Центральные столбы поддерживали крышу из коры, в ней виднелось три дымохода, под которыми располагались три костра, горевших днем
и ночью. В дальнем углу помещения стояли большие глиняные кувшины, украшенные затейливой росписью. Манипу направился прямо туда. Почтительно опустив глаза, он развязал свой мешок, а затем, вынимая из него по одному золотые самородки, он начал бросать их в ближайший глиняный кувшин.
Великий Дух, Властитель Вселенной будет доволен этими жертвоприношениями и не только простит все слабости Манипу, но и благословит его народ. Племя маори сможет вырастить хороший урожай, добыть много дичи и избежать голода.
Именно поэтому необходимо было жертвовать Великому Духу самые дорогие дары. Он был могущественным и всесильным, и его следовало задобрить, чтобы он проявлял свою милость по отношению к детям леса!
Бросив последних золотой самородок в кувшин, Манипу попятился к выходу. Он сообщит своему народу об этом жертвоприношении. Они будут по очереди входить в святилище и заглядывать в кувшин. Блеск золота, лежащего в кувшине, отразится в их глазах, и они убедятся, что их вождь сделал все это для того, чтобы возблагодарить Великий Дух за его доброту и милость к племени маори.
Утром Манипу собрал лучших охотников племени и оповестил их о том, что скоро в деревне состоится свадьба. Для такого события, в котором будет участвовать вся деревня, нужно много дичи, поэтому они должны сейчас же заняться делом.
Очень скоро отряд охотников выехал из деревни и углубился в лес. Многие женщины отправились в лес накопать съедобных корнеплодов. В воздухе витало ощущение праздника. Молоденькие девушки смеялись, обсуждая, что они будут делать на свадьбе, женщины постарше решали, что они будут готовить на праздничный обед, и, конечно, всем было интересно взглянуть на будущую жену вождя. О ней говорили самые невероятные вещи: что она безобразная; как смерть, ее глаза точь-в-точь как у рыбы мауи, а волосы цвета пламени; другие утверждали, что ее кожа прекрасна, как лунный свет, а глаза похожи на прозрачные зеленые воды, ее дыхание ароматно, как благоухание чудесного цветка. Целый день женщины почтительно стучались в дом вождя и под разными незначительными предлогами пытались проникнуть внутрь.
Маора, темная от гнева, пускала любопытных, всем своим существом страдая от унижения. Ее муж избрал себе новую супругу, сделав ее главной женой, и вот уже женщины племени обращают на нее внимания не больше, чем на какую-нибудь служанку, пялятся на эту бледнолицую рыбину и охают от восторга. Вот дуры-то! Ну ничего, у Маоры есть много средств отправить чужестранку в страну предков, не возбуждая подозрений против себя. Уж тогда-то они наползаются перед ней, эти любопытные глупые курицы! Как они будут трепетать, протягивая блюдо с едой жене вождя во время праздника. Она будет выбирать, кого одарить благосклонной улыбкой, а у кого не принять угощения с презрительной гримасой. Проклятая бледнолицая! Она спутала Маоре все планы. Маорийка прекрасно управляла женской частью деревни, да и некоторые мужчины предпочитали обращаться за помощью к ней, Маоре, а не к ее мужу. И вот теперь из-за этой белой рыбины она должна все это потерять! О, если бы эта дрянь знала, как Маора ее ненавидит!
Но нет, она должна спрятать свою ненависть глубоко, чтобы никто не обвинил потом вторую жену вождя в смерти чужеземки. Она будет улыбаться молодоженам на свадьбе, сделает бледнолицей богатый подарок, никто не заподозрит Маору. И она, принуждая себя, участвовала в общем разговоре насчет свадебного ужина, посылала служанок убрать и украсить место под навесом, где обычно проходили большие праздники.
Энни стояла, окруженная туземками, и чувствовала себя коровой, которую привели на торг и осматривают, ощупывая со всех сторон перед покупкой. Чужеземный говор еще острее заставлял почувствовать свое одиночество. Ей было так страшно, что не было сил сопротивляться. Казалось, весь мир состоит из негодяев-англичан и властных дикарей, и, куда бы Энни ни убежала, везде живут одни дурели и манипу.
Через несколько дней она будет принадлежать нелюбимому чужому человеку, каждую ночь будет разделять с ним ложе и вспоминать того единственного, которому принадлежит ее сердце. Сколько ни суждено ей прожить, всегда она будет вспоминать его, жаждать близости с ним, мечтать об их совместной жизни. И ведь было время, когда Энни считала, что это возможно! Удивительно, как она не чувствовал а тогда своего совершенного счастья. Так всегда и бывает: люди не замечают своей радости, потому что она естественна, как воздух, а вот когда приходит время печали, они сразу понимают, как хорошо им было.
Женщины принесли для Энни красные с желтым одеяния и стали теребить ее, знаками предлагая раздеться, чтобы примерить наряд невесты. Она подчинилась, разделась и была поражена, когда одна старуха подошла к ней и стала ощупывать ее тело под одобрительное бормотание остальных. «Наверное, у них так принято», — подумала девушка, но когда туземка спустилась по животу ниже, Энни испуганно отшатнулась и замотала головой, жестами показывая, что не допустит такого надругательства. Старуха отступила и, посоветовавшись с остальными, оставила Энни в покое.
Потом Энни под медленные речитативные завывания туземок облачили в свадебный наряд и долго рассматривали, одобрительно цокая языками. Наконец, ей разрешили одеться в прежнее платье, и толпа шушукающих женщин удалилась. Энни облегченно вздохнула и без сил упала на ложе из мягких шкур.