Греческий огонь. Книга 3 - Никос Зервас

Рядом с ним шла крупная женщина в пуховом платке и потрёпанном старомодном пальто с облезлой чернобуркой. Рядом с ней старец казался подростком. Женщина возвышалась над ним и что-то громко говорила. Голос грубый, слегка осипший:

— Нет, почему? Почему, я спрашиваю, куда ваш Бог смотрит, если невиновные страдают?

Старец женщину не перебивал. Шёл неспешно, опустив голову, слушал.

Петя и Ася направились было навстречу старцу, но остановились в нерешительности. Как-то нехорошо перебивать беседу. Но старец вдруг поднял на них глаза и махнул им рукой. Женщина, не обращая на них внимания, продолжала:

— Мне говорят, в церковь сходи. Ну, пришла, дальше что? Ноги по морозу била, а толку? В милиции отмахиваются и здесь не лучше. Одно только и слышу: молись. Да пока я молюсь, они хорошего человека в гроб загонят.

— Батюшка, — робко начал Петя, виновато взглянув на женщину. — Простите, нам помощь ваша нужна.

— Что случилось? — старец легонько потянул к себе Петю за рукав кадетской шинели, — Говори, говори, не стесняйся.

— Мы человека ищем, хорошего. Он уехал из Москвы, где-то здесь живёт. Где — мы не знаем. Его зовут Виктором Петровичем, подполковник Телегин, может, знаете?

Три широких шага — и женщина уже стояла перед Петей нос к носу.

— Телегин, говоришь? Ну, дела! Я как раз насчёт него тут. А вы чьи будете? Из Москвы? Выручать его приехали?

— Вот видишь, Валентина, — улыбнулся старец, — а говоришь, молиться без толку. Уже и помощь подполковнику подоспела из Москвы…

— Ну дела, — только и повторяла Валентина.

Всё рассказали ребята старцу. И про чудеса храбрости Телегина, и про мерзопакостный Мерлин, и про захват школы на Таганке, и опять про Телегина, и — про Ваню.

Петя торопился. Он боялся, что старцу холодно, ряса-то у него так себе, тоненькая. А на душе столько всего было невысказанного. Ася тоже нет-нет да и вставляла словечко:

— Петя, про Уроцкого скажи… и вообще про городских волков.

— Батюшка, у Вани отец при смерти, в коме, он очень переживает. — Шоу, батюшка, новогоднее шоу завтра. Ваня на репетиции с утра до вечера. Не будет добра от этого шоу… Только Валентина молчала, замерев среди сугробов эдакой большой снежной бабой. И вдруг Ася тоненько ойкнула и вскинула на Петю испуганные глаза:

— Девять! Без одной минуты!

— Отец Илья, у нас молитва, мы договорились с ребятами, с генералом Еропкиным. В девять…

— Вот и хорошо, вот и помолимся вместе, — старец вскинул руку с крестным знамением, поднял глаза к звёздному ночному небу. Потом вдруг резко развернулся к растеряно стоящей Валентине.

— А ну крестись! Что стоишь, руки опустила? Валентина испуганно глянула из-под платка.

— Что говорить-то?

— Говори: «Помоги, Господи! Всем помоги: и Ивану, и отцу его, и подполковнику Телегину».

Валентина стала прилежно называть имена.

— А Василию, сыну моему, можно? — спросила тихо.

— Нужно, — вздохнул старец.

Отец Илья благословил монастырского водителя отвезти ребят в Дешовки на постой к Валентине.

— Утро вечера мудренее, завтра решим что к чему. Тихо, стараясь не будить Василия, вошли в нетопленый убогий дом. Валентина Дешовкина бросилась было напоить гостей чаем, но на полке было хоть шаром покати. Вася, конечно же, проснулся, прислушивался было, понял, что мать трезвая, поняв, крикнул из-за занавески:

— У меня заварка есть, припрятана. И банка тушёнки, Телегин оставил…

А Валентина расплакалась вдруг:

— Я ведь ему смерти желала! За Ваську. Избила его до крови. А он всё банки Васе носил, прощения просил: прости, говорит, Валентина, меня окаянного. Помогал деньгами тоже. Да он всем помогал, в деревне-то его полюбили. А тут вступился. А разве можно по нашей жизни вступаться, посадили…

От Валентины Дешовкиной и узнали Петруша с Асей, что Телегин попал в КПЗпо милости пьяной мамаши, которой вернул девочку Марусю. Женщина немедленно сдала Телегина бандитам, крышевавшим калужскую порностудию. Василий даже показал ксерокопию милицейской бумажки: «подозревается», мол, «в разбойном нападении на автомашину, нанесении побоев местному предпринимателю Фатиме Берзоевой, сотруднику охранного агентства «Барс» Анатолию Мердякову».

— Мама его навещала, да, мам? — довольно улыбался Вася. — Уже неделю его держат в КПЗ.

— А он всё шутит, — Валентина утёрла заплаканные глаза, — говорит: — Чем плохо? Говорит, там даже лучше: тепло, кормят бесплатно, работать не надо, говорит, что давно бы убежал, если б охота была. Охрана у них — никакая: все пьяные, неделю не хватятся. Только ему не нужно. Говорит: бежать ему некуда.

Петруша подумал и сказал:

— Теперь есть куда. Завтра мне надо с ним встретиться.

Утром к дому Валентину Дешовкиной подъехала монастырская машина. Вчерашний водитель скомандовал заспанным ребятам:

— Быстро собирайтесь!

Они не заставили себя ждать. Попрощались с Васей, обнялись с Валентиной. Ася смущённо протянула ей маленькую иконку.

— Казанская. Пусть хранит вас. Спасибо, вы так нам помогли.

— Да чего помогла-то? — грубо отозвалась Валентина, но иконку взяла.

Петя и Ася по-быстрому, боясь прогневать строгого водителя, юркнули в машину и обмерли: впереди, рядом с шофёром, сидел… старец.

— В Москву! На Красную площадь! — то ли попросил, то ли скомандовал старец. — Но по дороге завезём раба Божьего Петра к Телегину, пусть поговорят, а мы с тобой, Ася, прямиком в столицу.

Хитри после этого! Употребляй тонкость ума! Изощряй, изыскивай средства!.. Тут же под боком отыщется плут, который тебя переплутует! Мошенник, который за один раз подорвёт строение, над которым работал несколько лет!

Н. В. Гоголь. Игроки

Ваня, уже не стесняясь чужих взглядов, брал Алису за руку, при встрече она позволяла чмокнуть себя в щёчку. Чмокая, Царицын смотрел на крошечный наушник, скрытый под золотистыми волосами, и странная сладость разливалась на сердце: слушайте, завидуйте мне, президентские охранники. Я целую дочку президента, шепчу ей на ухо всяческий бред, и она совершенно от меня без ума.

Это был классический роман на подмостках. В перерывах между репетиций — сорваться с места, опрометью броситься в полумрак закулисья, спрятаться за бутафорскую избушку, залезть между свежих, пахнущих краской декораций — и в полумраке ловить её за руку.

— Вася, Василька… я тебя люблю.

Лгать оказалось несложно, если помнить всегда о великой цели. Первый раз не получилось, но он всё равно встретится с президентом. Расскажет об отце, о том, как беременная мама была в заложницах. О том, как мечтал отомстить за отца, мечтал служить России. Ради этого организовал неформальное движение. Поневоле сделался знаменит, прозвали «московским гаврошем». Потом, разумеется, начались репрессии — выгнали из Кадетки…