Motorhead. На автопилоте - Лемми Килмистер

Вернувшись в отель, Фил и Эдди вытащили из своего номера всю мебель и расставили ее в саду. Все стояло на своих местах, прямо как в отеле, только снаружи – как я сказал, лето в Финляндии жаркое. В автобусе по дороге в аэропорт мы устроили побоище едой. Мы были вынуждены это сделать, потому что водитель сказал нам со своим решительным финским акцентом: «Что-нибудь случалось с моим автобусом, делает грязно, тогда приходит проблема!» И тотчас по всему автобусу полетели пакеты с едой. Выглядело это все как полный разгром – повсюду фрукты, яйца, – хотя автобус на самом деле не пострадал. Затем, когда мы приехали в аэропорт и прошли на таможенный контроль, действительно началась проблема.

– Кажется, вы сделали что-то очень ужасное на Punkahaarju, – сказал мне таможенник.

– Это не я, офицер!

– Пройдите сюда, пожалуйста.

Меня посадили в какую-то комнатку и забрали паспорт. И все остальные по одному собрались там же. Нас всех, и группу, и технический персонал, посадили в тюрьму, кроме Риша – техника, который также рулил звук в зале. Он поселился в отеле под именем Риш, а по паспорту его звали иначе, и его спокойно пропустили, он сел в самолет и улетел домой, и не мог взять в толк, почему все места вокруг него не заняты. А мы три-четыре дня проторчали в финской тюрьме. Нам даже читать было нечего – на всех имелся один номер Melody Maker, и я прочитал его буквально от корки до корки. Я читал даты, номера страниц, рекламу, каждое гребаное слово. И еда была дерьмо.

В конце концов нас депортировали. Нас посадили на самолет до Копенгагена, а там нас ждала пересадка до Лондона. Первый полет прошел нормально, правда, Эдди тут же вылил свою водку с апельсиновым соком за шею женщине, сидевшей спереди: мы праздновали свое освобождение. Потом мы сели во второй самолет, и перед отправлением к нам подбежал командир экипажа:

– Я слышал о вас, вас депортировали из Финляндии, – прорычал он. – Если вы что-нибудь устроите в этом самолете, в Лондоне вас арестуют.

Так что всю дорогу до Лондона мы сидели тихо, но, когда приземлились, у самолета ждали копы. «Блядь!» – подумали мы. А они взяли и арестовали командира! Оказалось, что он вел самолет пьяным, – что тут скажешь.

Через пару недель после нашей экскурсии в Финляндию мы вернулись в студию и начали работать над новым альбомом, Bomber, с Джимми Миллером. К тому моменту он совсем съехал с катушек, и это было уже слишком. Он говорил, что быстро сходит в туалет, сидел там час, а потом клевал носом. Однажды он пошел в туалет и не вернулся – мы пошли посмотреть, а он просто исчез! Видимо, он встречался со своим дилером, мы нашли его в машине – он сидел за рулем и спал. Даже когда он был на месте, он фактически отсутствовал. Когда был готов предварительный микс альбома, мы скинули его на четвертьдюймовую пленку, чтобы послушать результат. Пока мы все это устраивали, Джимми дремал в кресле, а когда зазвучала музыка, он вздрогнул, проснулся, увидел нас и принялся двигать фейдеры туда-сюда – как будто занят делом! А пленка даже не шла через пульт: одно это выглядело подозрительно. Бедняга – он умер несколько лет назад. Очень жаль. Хороший был мужик на самом деле.

Забавно (а может, как раз логично), что на Bomber записана одна из моих первых антигероиновых песен, Dead Men Tell No Tales (на концертах она также известна под названием Dead Men Smell Toe Nails[41]). Правда, она не про Джимми, а про другого человека. Еще Bomber – единственный альбом, на котором одну песню, Step Down, поет Эдди. Он ворчал, что вся слава достается мне, но сам ничего с этим не делал. Меня достало его нытье, и я сказал:

– Так, на этом альбоме одну песню поешь ты.

– Нет-нет, – запротестовал он, – я не умею петь, старик. У меня ни хера нет голоса…

– Ты прекрасный певец, старик, давай – вставай к этому гребаному микрофону.

И он это сделал, ворча и матерясь. Заставить его петь эту песню на концертах было не легче, чем драть зубы. Он это терпеть не мог, но вообще-то наш Эдди хороший певец. Не понимаю, почему он пел так редко. Потом, когда у нас играл Вюрзель, он тоже отказывался петь, а ведь у него тоже неплохо получалось. Причем во всех других своих группах он пел. Ну и хер с ними – я давно уже пришел к заключению: если ты гитарист, с тобой что-то не так. Они все время ноют про то, как занимаются настоящим искусством и никогда не получают заслуженного признания, а себя они считают главной движущей силой в группе – а если речь идет о моей группе, то это уже опасно.

В целом Bomber – хороший альбом, хотя там есть пара дурацких песен, например, Talking Head. Bomber, Stone Dead Forever, All The Aces – это все хорошие песни. Lawman мы неожиданно сделали в довольно медленном темпе – получилось весьма симпатично. Bomber это переход от Overkill к нашему следующему альбому, Ace of Spades, и в этом, собственно говоря, его смысл. И еще он поднялся до 11-й строчки в чартах, так что в плане успеха мы сделали еще один шажок вверх.

Пока мы записывали Bomber, мы ненадолго оторвались от процесса, чтобы выступить на фестивале в Рединге. Мы играли в один вечер с The Police и Eurythmics[42]. Чем хорош был тогда Редингский фестиваль – там играло очень много совершенно разных групп. Рок-н-ролл тогда еще не стал мутью, разделенной на тысячу категорий, как сейчас. Мы в тот год продавали на концертах флаги Motörhead, и в тот вечер они в изобилии развевались над головами у публики, к вящему неудовольствию некоторых особенно претенциозных критиков.

После Рединга мы закончили сводить Bomber, и Bronze Records устроили нам вечеринку в честь выпуска альбома в лондонском клубе Bandwagon Heavy Metal Soundhouse. Это было ужасно – я всегда ненавидел эти штучки. Твоя роль заключается в том, чтобы целый вечер всем угождать, что невозможно и к тому же здорово неприятно. Фальшивое дерьмо – вот что это такое. Нас гораздо больше радовала перспектива снова поехать в тур: несколько дат в Германии, куда мы ехали впервые, а потом снова концерты по всей Англии. А еще у нас на сцене появилась новая игрушка – наша знаменитая конструкция для прожекторов в форме бомбардировщика.

Это была копия немецкого бомбардировщика времен Второй мировой войны, сделанная из здоровенных алюминиевых труб, размером сорок на сорок футов. Он мог летать в четырех направлениях: сверху вниз и слева направо – кстати, это была первая такая конструкция в истории. Он был охеренно тяжелый, и если бы он однажды упал, то раздавил бы нас в лепешку. Но это был шикарный декоративный элемент, и мы использовали его в нескольких турах. Правда, нам так и не удалось привезти его в Штаты: он был слишком массивным для залов, в которых мы там играли. Так что Америка, увы, так и не узнала, что такое полноценная атака Motörhead.