Волчья река  - Рэйчел Кейн

– Как это остановить? – спрашиваю Хавьера. На самом деле я не жду ответа.

Он качает головой:

– Не думаю, что ты сможешь. Может быть, сейчас самое время подумать о том, чтобы на некоторое время уехать из города. Помимо Бельденов, есть еще эти съемки документального фильма, о которых все говорят…

– Все говорят об этом?

– Сейчас это самая жареная сплетня в Нортоне. Из-за нее со дна всплыла куча старого дерьма – все эти слухи о том, что ты якобы виновна в убийстве. Некоторые ухватятся за любой случай, лишь бы выставить тебя в черном свете.

Круто. Полагаю, я должна была предвидеть это.

– И как мне с этим бороться?

– Ты же не борешься с морем. Просто уходишь и ждешь окончания прилива. – Он беспокоится. И это заставляет волноваться уже меня. – Будь осторожна. Я сделаю всё возможное, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

Мы не стукаемся кулаками – обнимаемся. Мне нравится Хави; я доверяю ему так же, как Кеции. Он с самого начала прикрывал мне спину, с того дня, когда я появилась в его тире, и я знаю, что Хавьер действительно сделает все возможное.

Но когда они уезжают, я чувствую себя беззащитной и беспомощной. И это меня злит.

Весь день мы сидим дома. Я высматриваю в окна белый фургон съемочной бригады, но их нет поблизости. По крайней мере, там, где я могу их увидеть. У меня мурашки бегут по коже при мысли о том, что эти люди могут сейчас прятаться в лесу, снимая меня, снимая мой дом. Некоторое время пытаюсь сосредоточиться на книге, которую читаю, но постоянно поднимаю голову и окидываю взглядом периметр – как будто я на боевом посту, а не на собственном крыльце. Высматриваю, не блеснет ли между деревьями объектив камеры.

Или линза снайперского прицела…

День кажется совершенно нормальным, но под этой нормальностью таится нечто, что я не хочу рассматривать слишком пристально.

Зову детей и предлагаю поехать в город и заказать в кафе торт и мороженое. Они, похоже, рады этому, хотя Ланни волнуется из-за калорий. Она только что сожгла на тренировке не менее тысячи, и я уверяю ее, что с этим всё будет в порядке.

Когда мы въезжаем в Нортон, всё по-прежнему кажется нормальным. Вот старик едет на тракторе по Мейн-стрит, разбрызгивая по сторонам тучи грязи, но такое случается минимум раз в неделю. Я медленно еду за ним, пока не сворачиваю на стоянку. Обычно мы начинаем с кафе-мороженого и заканчиваем кондитерской, но когда я паркую машину, замечаю чистенький белый фургон, въезжающий следом. На нем нет никакого логотипа, а судя по наклейке на бампере, он взят в аренду. В фургоне сидят два человека, и когда я выключаю двигатель, вижу, как они выходят из машины и идут к задней дверце.

Не знаю, чего я от них ожидала, но когда вижу, как высокий афроамериканец достает ручную видеокамеру, а женщина подключает микрофон, я понимаю, что именно происходит.

Это киношники.

Они нас нашли.

– Мам, – говорит Ланни, приоткрывая дверь со своей стороны. – Что-то не так?

– Закрой дверцу, – говорю я ей. Мой тон заставляет Коннора тоже отпрянуть ближе к середине сиденья. – Давайте просто подождем минуту.

– Что случилось? – Сын начинает оглядываться назад.

Оператор подносит к глазу видоискатель камеры и тщательно снимает заднюю часть моего внедорожника, в том числе и номерной знак.

– Уже становится жарко, – говорит Ланни. – Может быть, просто пойдем в кафе и закажем мороженое?

– Нет, – отвечаю я. – Извините, но я думаю, что нам лучше поехать домой.

– Почему?

С их мест не виден фургон. Если б мы с Ланни были одни, я могла бы сказать ей о том, что происходит. Когда речь идет о предосторожностях, которые иногда необходимо предпринимать в городе, моя дочь понимает многие вещи лучше, чем мой сын. Но я не хочу подпитывать тревоги Коннора. Он и так был достаточно скрытным, а ужасный опыт общения с отцом всего несколько месяцев назад заставил его еще глубже уйти в себя. Я скучаю по тем дням, когда он приятельствовал с мальчишками своего возраста, интересовался играми, фильмами и соревнованиями по «Данджеонз‘н’Дрэгонз» [9]. Мне кажется, внутренне он все еще питает к этому интерес, однако боится проявлять его.

Еще одна причина ненавидеть моего бывшего мужа. Чтоб тебя жарили черти в аду, Мэлвин. И желательно – медленно вращая вертел.

– Я скажу вам, когда мы будем дома, – обещаю. Потом включаю двигатель и сдаю назад. К несчастью, для того чтобы выехать со стоянки, мне приходится миновать фургон, а это значит, что оператор сможет четко разглядеть нас. Я питаю слабую надежду на то, что дети этого не увидят, – но, конечно же, Ланни замечает сразу.

Она указывает пальцем прямо на них:

– Какого черта они делают?

– Снимают нас, – отвечаю я. – Пожалуйста, опусти руку.

Ланни не слушается меня. Вместо этого поворачивает кисть и привычно-гордым жестом показывает им средний палец.

– Надеюсь, они это засняли, – говорит она. – Козлы недоенные. Зачем они это делают?

Я не хочу рассказывать детям этого, но лучше подготовить их.

– Помните ту женщину на «Шоу Хауи Хэмлина»?

– Миранда Тайдуэлл, – уточняет Коннор. – Она богатая. – Мы обе смотрим на него, и он пожимает плечами. – Я пробил ее по поиску, раз уж она собралась снимать документальный фильм про нашего отца. Зачем она это делает?

– К сожалению, люди хотят слышать о нем. И о нас. Поэтому нам нужно быть осторожными.

– Да, – говорит Ланни, – и ты сам бы это понял, если б вынул нос из своих книжек.

Они снова ссорятся. Я хотела бы, чтобы они этого не делали, но понимаю, что такое стандартные отношения детей в семье, особенно в таком возрасте. Ланни не задирала Коннора примерно два месяца после того, как я вернулась из Киллмэн-Крик и рассказала им тяжелые новости о том, что их отец мертв и что именно мне пришлось убить его. Однако мир не продлился долго. По сути, теперь их конфронтация стала еще более острой. Мы говорили об этом, но мне кажется, Ланни так и не смирилась с мыслью о том, что во время всех тех событий ее брат общался с отцом, пусть даже по телефону. Мэлвин, будь он проклят, убедил нашего сына поверить ему, и Ланни просто не может это осмыслить. Эта рана стоит между ними, и я могу лишь надеяться, что со временем она зарастет. Но пока еще этого не произошло.

Мы уже у выезда с парковки, но, к несчастью, в обоих направлениях едет плотный поток машин, и я никак не могу выехать. Оператор идет в нашу сторону, продолжая снимать. Я уверена, что он сосредоточил кадр прямо на наших лицах. Ненавижу… Это ощущается, как вторжение в нашу частную жизнь, хотя юридически в этом нет ничего противозаконного. Или есть? Я не знаю, что гласят законы этого штата относительно съемки частных лиц без их разрешения. Возможно, следует проверить.