Соло - Аврора Ансер

резким движением рвёт на мне футболку. Он вжимается лицом в теперь голую кожу, прикусывает зубами. Рывком стягивает с меня штанишки и усаживает к себе на колени. Мне очень страшно, и я боюсь заплакать. Кажется, я понимаю, почему парни так извинялись. Знают, значит, что он в таком виде вытворяет.

Как будто чужие, грубые руки блуждают по моему телу. Вот он встал и толкнул меня на кровать, сам сдирает с себя одежду. Я опасаюсь лишний раз даже пошевелиться, чтобы не привлечь внимание, не вызвать его агрессию. Он ложится на меня сверху, не даёт себя касаться – одной рукой держит мои руки над головой, а второй спешно раздвигает мне ноги. Входит в меня, резко и сразу. Я вскрикиваю от боли, и он останавливается. Отпускает меня, обнимая, зацеловывает лицо, впивается в губы.

А я только сейчас понимаю – это же Макс, Макс, он пришёл ко мне, ненормальный мой, любимый! Только мне сейчас полагается злиться на него, упиваться своей обидой и лелеять горе от его предательства. Как же часто мы испытываем навязанные чувства, которые, по всеобщему мнению и велению распространённого штампа, должно испытывать в какой-то конкретной ситуации! И Макс… он тогда сейчас просто изнасилует меня, и всё между нами закончится навсегда. Но я не хочу так! Я люблю его, я так рада, что он пришёл ко мне, даже такой. Главное, что пришёл. Я тоже его хочу!

***

Когда я проснулась, утро уже не было ранним. Макс угомонился только к рассвету, так что хорошо, что очнулась хотя бы не после обеда. Обнаруживаю, что лежу, уткнувшись лицом в его грудь, надёжно прижатая к нему двумя руками, а сверху на меня ещё положили ногу. Своим же коленом, оказавшимся между его ног, ощущаю тепло и нежную мягкость мошонки. От этого открытия, от воспоминания о том, что Макс со мной проделывал этой ночью, огнём загораются щеки. Я осторожно выпрямляю ногу, а ещё у меня затекла рука, на которой я лежу. Макс чувствует моё движение и разжимает объятия. Откидывается на спину, отпускает меня на свободу.

Я вытаскиваю из-под себя руку и опираюсь локтём на подушку. Разглядываю его, хорошо, когда он не видит и не мешает. Мне так нравится на него смотреть! Да, он действительно подстригся, мне вчера не показалось. Лицо выглядит моложе и, в то же время, каким-то строгим. Ему, наверное, снится что-то – Макс хмурится и сводит вместе низкие брови. Длинные полукружья ресниц лежат на щеках. Я легко вожу пальцем по лбу, разглаживаю тонкую морщинку. Веду вниз по прямому носу с узкими ноздрями, ощущаю незаметную взгляду маленькую горбинку. У него такие чувственные губы, верхняя сейчас кажется чуть полнее нижней, их я едва касаюсь. Обвожу двумя пальцами твёрдый подбородок, по длинной линии высокой скулы попадаю к чувствительному месту под ухом. По широкой шее, по ключице на мощное плечо. Такое тело – мечта любого скульптора, идеальное сплетение мышц и сухожилий под гладкой, туго натянутой кожей. Оглядываю его фигуру, спускаюсь взглядом от груди к низу твёрдого живота. Хотя, нет, Макса бы точно забраковали. Вспоминаю маленькие и аккуратные, похожие на детские краники греческих эталонов, и не могу удержаться от смешка – да, у Макса там агрегат слишком серьёзный! Расслабленный и беззащитный, даже на вид кажется мягким, но всё равно поражает. Очень хочется дотронуться, ощутить его нежную гладкость, но я опасаюсь разбудить этого восхитительного монстра. Пусть ещё поспит, тяжёлая была всё-таки ночка.

Отмечаю татуировку на его груди – странно, была красная, стала чёрная. Такое возможно? Но зато теперь это моя настоящая буква, и орнамент очень красивый. Когда она изменилась? Обвожу пальцами чёрную «А», рисую почти прямой контур выпуклой грудной мышцы, не могу удержаться, чуть царапаю ногтем маленький напряжённый сосок.

Макс беззвучно сглатывает, но я вижу, как поднялся и опустился кадык на шее. Да он не спит, я так понимаю. Притворяется? Стыдно, да?

Я подтягиваюсь на кровати повыше, заглядываю в его лицо. Он, наверное, чувствует моё дыхание, потому что открывает глаза. Встревоженно смотрит на меня, что-то ищет на лице. Потом обнимает и притягивает меня к себе, но вдруг замирает. Я смотрю в направлении его взгляда – Макс разглядывает синяки от его рук, расцветающие на моих бёдрах. С сожалением легко гладит следы пальцем.

– Что это было? – спрашивает, со сна у него хриплый голос. – Ты не хотела, я заставил?

– Ну, первый раз было… трудно, – я пытаюсь его успокоить. – А потом… ты сделал так, чтобы я захотела.

Поневоле заливаюсь краской – сегодня ночью было так стыдно-прекрасно. Я не представляла, что такое бывает. Были, конечно, страшноватые моменты вначале, но потом… потом всё было необыкновенно хорошо. Даже не знаю, сколько раз он довёл меня до края. А ещё меня поразило то, что когда кончаешь уже не в первый раз, становится всё легче и легче улетать, и часто у нас с ним получалось одновременно.

– Ты тоже пострадал, – я касаюсь пальцем кровавых лунок на его плече, туда впивались мои пальцы в один особо острый момент. Макс выворачивает шею, пытаясь заглянуть за плечо, видит эти маленькие, засохшие уже царапины, и лицо его немного проясняется, освещаясь знакомой хитроватой улыбкой. Нельзя устоять, когда он вот так улыбается, наконец-то улыбается, и я целую его. Сама.

Глава 14. Макс. Любишь?

Я просыпаюсь от воя сигнализации чьей-то машины под окном. Лежу неподвижно, пытаясь осознать, где я и кто я. По мере включения в реальность в памяти всплывают отдельные фрагменты прошедшей ночи. Предвкушение надвигающейся катастрофы и леденящий душу страх не позволяют открыть глаза. Да, она ещё здесь, я ощущаю тепло её дыхания на своей груди. Чувствую близость её гладкого тела, которое прижимал к себе даже во сне, как ребёнок любимую игрушку. Я, кстати, был на редкость жадным ребёнком. Сколько себя помню, ничем своим никогда добровольно с другими детьми не делился.

Она пока ещё со мной. И я боюсь открыть глаза, боюсь увидеть заплаканное лицо, искусанные от боли губы. Потому что знаю – всё, что только можно сделать с женским телом, этой ночью я с ней сделал. И вряд ли был внимателен и осторожен. Так что эти минуты до её пробуждения – возможно, всё, что мне осталось. Ещё немного её рядом, прежде чем она откроет глаза, скривит презрительно губы и прикажет убираться. Из её жизни, из её постели. А я что, уйду? Наверное, уйду, когда