Свадебное пари - Джейн Фэйзер

Она, в свою очередь, сжала его тугие ягодицы и положила ногу на его бедра, притягивая к себе еще ближе. Он спустил с ее плеч платье. И припал губами к соскам. Она охнула от восторга, когда он стал обводить их языком, сосать, прикусывать чувствительные местечки, и впервые за целую вечность затерялась в восхитительном водовороте сладострастия.

Она приподняла бедра, едва он задрал ей юбки до талии. Серена нащупала завязки его панталон и стала нетерпеливо дергать, когда его пальцы нашли крошечный узелок, затерянный во влажных складках, и стали его теребить. Наконец его плоть высвободилась, и восторженный смех сорвался с ее губ, когда она провела сжатым кулачком по оплетенному венами пульсирующему фаллосу.

Себастьян вдруг отстранился и в растерянности уставился на Серену, словно обнаружил то, чего не ожидал.

Она погладила его по щеке, правильно поняв, о чем он думает. Потому что это были ее мысли.

— Любимый мой, всегда приятно осознать, что истинные чувства остаются неизменными.

Он рассмеялся и, скользнув вниз, зарылся головой между ее бедрами.

— Как ты права, — пробормотал он, покусывая крошечный узелок, лаская языком, ощущая, как возбуждается ее плоть.

— Как приятно обнаружить, что воспоминания не пустые фантазии.

Он приподнялся, раздвинул ее бедра и вошел в нее, глядя в глаза, именно так, как она хорошо помнила. В этом страстном единении они сливались не только телами, но и душой, нежась в радостных волнах наслаждения, словно и не было последних трех лет.

Они долго лежали, сплетясь в объятиях, прежде чем Себастьян поцеловал ее в губы, отодвинулся и стал возиться с завязками панталон.

— Я люблю тебя, — с улыбкой прошептал он. — Всегда любил. Еще до того как родился.

Серена тоже улыбнулась и провела пальцами по его губам.

— Ты сумасброд, но я люблю в тебе и это.

Она приподнялась на локтях.

— Помоги мне встать.

Себастьян поправил одежду и протянул руки Серене, но едва успев поднять ее, снова сжал в объятиях. Отстранился и обвел ее взглядом.

— Что будем делать? Ты голодна? После наших игр ты всегда говорила, что проголодалась.

Серена, одергивая юбки, призадумалась.

— Я бы выпила кларета и поклевала хлеба с сыром, но сначала хотелось бы освежиться. Тазик с водой и полотенце.

Она красноречиво провела рукой по телу.

— Разумеется.

Себастьян поспешил к двери.

— Пойдем ко мне в спальню.

Он повел ее по лестнице наверх, где по обе стороны узкой площадки находились две двери.

Он открыл одну и с преувеличенно почтительным поклоном пригласил Серену.

— Сейчас принесу воду и полотенце.

Он исчез, оставив Серену оглядывать квадратную комнату. Из обстановки здесь были только кровать под балдахином, комод, шкаф и тазик с кувшином. В камине горел огонь. Помещение было хоть и чистым, но тоже безликим. Немытое окно выходило на задний сад, где несколько встрепанных кур копались в грязи.

Себастьян появился с кувшином кипятка и полотенцем.

— Мадам, позвольте мне…

Он налил воды в тазик и повернулся к ней, сладострастно улыбаясь.

— Откуда прикажете начать?

— Ниоткуда, — отрезала Серена. — Оставь меня одну и принеси лучше хлеб с сыром и кларет. Я задержусь не больше чем на десять минут.

Он разочарованно вздохнул, но подчинился.

— Один поцелуй перед уходом?

— Один поцелуй, — согласилась она, но когда он попытался поцеловать ее в губы, подставила щеку.

Он сжал ее лицо и крепко поцеловал в губы. Она снова высвободилась и вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Нет! Никогда! Я не хочу целовать тебя и не буду!

Он непонимающе смотрел на нее.

— Я не хотел тебя обидеть… мы только что любили друг друга… что я сделал не так?

Серена глубоко вздохнула. Раньше она ответила бы что-нибудь игривое, но теперь…

— Ничего. Ты ни в чем не виноват. Я просто не люблю, когда кто-то сжимает мою голову.

Она попыталась засмеяться, но не получилось.

— Все было так давно, Себастьян. Мне придется снова к тебе привыкать.

— Как хочешь, — кивнул он. — Всегда поступай как тебе нравится, Серена. Я пойду принесу поесть.

Он ушел, тихо прикрыв дверь. Серена зажмурилась. Ей нужно забыть ту ночь, и она было поверила, что уже успела забыть. Собственная реакция поразила и ужаснула ее и шокировала Себастьяна. Но он не виноват. А она не сможет ему объяснить. Дурацкая ситуация!

— Миссис Крофт, вы что-то испекли? Что у нас есть в кладовой? — спросил Себастьян, входя в кухню и с наслаждением вдыхая аромат свежеиспеченного хлеба.

Экономка, согнувшаяся у плиты, выпрямилась и, вынув из духовки золотистый каравай, ловко выложила на кухонный стол.

— Но для обеда еще рано. Пяти нет.

— Знаю, но у меня гостья. Хлеб выглядит чудесно, а пахнет еще лучше.

Он отломил кусочек горячей корочки и сунул в рот.

— Восхитительно. Остается найти, с чем его есть.

Он вошел в кладовую, осмотрел холодные мраморные полки, выбрал головку чеддера, половину холодного цыпленка и кусочек масла.

— Прекрасно! Где мне найти поднос?

— Господи, мистер Себастьян, возвращайтесь в гостиную, а я пришлю Барта.

Миссис Крофт закрепила шпилькой седую прядь, выбившуюся из пышного узла на затылке. Она не привыкла видеть хозяев на кухне и не была уверена, что это ей нравится. Явный непорядок!

Она достала тарелки из валлийского шкафа.

— Нет, я сам принесу, — запротестовал Себастьян. — Ножи. Нам нужны ножи.

Он огляделся.

— Я пошлю Барта с подносом, — повторила экономка, отмахиваясь от Себастьяна как от надоедливой мухи. — Идите к вашей гостье, сэр.

Себастьян, удивленный тем, что его присутствие на кухне так расстроило экономку, неохотно сдался.

— Так и быть, миссис Крофт, я только достану бутылку кларета из погреба.

Он направился к погребу, не дожидаясь возражений экономки.

— Вам понадобится фонарь, мистер Себастьян. Там темно, хоть глаз выколи.

— Полагаю, вы правы. Где у нас фонарь?

— На стене у задней двери. Там же и кремень с огнивом.

Про себя она подумала, что сама сделала бы это быстрее, но принялась выставлять на деревянный поднос еду, ножи и тарелки.

Себастьян поднял фонарь и стал спускаться по крутой лестнице. Проходя мимо полок, он хмурился. Почему Серена так отреагировала на поцелуи? Очень странно, если учесть, чем они занимались перед этим. Не знай он ее лучше, поклялся бы, что это отвращение. Но чем же оно вызвано?