Жанна Ланвен - Жером Пикон

Жена консула

Союз с Меле, благоприятный для всех, у некоторых все же вызывал иронию. Они знали, с каким небрежением Жанна относилась к мужчинам и романтическим отношениям вообще, и забавлялись, наблюдая за этой парой. Жанна выбрала этого супруга, потому что он был настолько незаметен и ничем не примечателен, что казался невидимкой.

Непонятно, правдиво ли отражает ситуацию насмешливый рассказ Жоржа Гатино-Клемансо, судя по которому муж играл совершенно прикладную роль. Гатино ехидно изобличает социальные претензии этой женщины, «еще в достаточной мере не знавшей свет». Неужели у Жанны была репутация заурядной женщины?! «Высоко поднятая голова, тонкий нос, острый подбородок», – судя по словам Гатино, в 1907 году мать Ририт была всего лишь «бывшей женой парикмахера-итальянца ди Пьетро, который сделал ей ребенка, а потом бросил». Неважно, что он не был итальянцем, несмотря на фамилию ди Пьетро, неважно, что он не был парикмахером, наконец, совсем не важно, что ребенок не родился по случайности, но положения разведенной женщины хватало, чтобы добропорядочные господа могли окатить ее презрением. Следующие строки даже забавляют: «Зайдя к моей тете объявить о своей помолвке с господином Ксавье Меле, бывшим консулом Франции в Женеве, она обронила такую неуклюжую фразу: “Ах, дорогая мадам, позвольте мне привести к вам как-нибудь моего жениха.

Он совершенно светский человек, когда он сопровождает меня в магазин, то помогает выбрать машину…»[130]

Деликатность, крайняя скрытность и сдержанность Жанны заставляют сомневаться, что она когда-либо могла позволить себе такие слова, тем более у Мадлен Клемансо. Она давно хорошо знала, с каким смешанным чувством эта умная женщина относилась к проявлениям мужской галантности.

Второе замужество сорокалетней модистки не соответствовало общепринятым стандартам, как понимал и описывал их Гатино. Впоследствии супруги стали жить в разных частях дома, и, видимо, было недоразумением, что в июле 1908 года было возвращено отправителю послание, адресованное Меле от министра иностранных дел, с пометкой: «данное лицо не проживает в доме 22 на улице Шевер»[131]. В семье Жанны Ксавье очень скоро стали называть не иначе как «консул», отстраненно и немного пренебрежительно. Но в первое время после женитьбы он старался играть подле своей жены активную роль, помогая советами и поддерживая.

Прошло несколько месяцев, как он покинул Манчестер, бежав в действительности от «угольных туманов», окутывавших берега реки Эруэлл, он взялся за перо. В январе 1909 года от его имени, теперь уже от имени «Консула Франции, проживающего по адресу дом 22 на улице Шевер, Париж», было отправлено полное негодования письмо «Министру Республики в Буэнос-Айрес»: «Мне сообщили, что вскоре по адресу: дом номер 691, улица Вьямонте, откроется дом моделей под названием торговой фирмы “Дом Ланвен – или Жанна Ланвен”. Налицо узурпация имени и репутации, что может нанести серьезный моральный и материальный ущерб Дому моды Жанны Ланвен в Париже. Бóльшую часть клиентуры мадам Ланвен составляют богатые аргентинки, приезжающие в Париж. Очевидно, что именно этот факт и послужил причиной того, что ее имя было использовано для филиала, вводя клиентов в заблуждение.

Я намереваюсь довести это дело до суда, если адвокат дипломатической миссии разделяет мой взгляд на вещи. Пока же я ожидаю от него ответа и был бы очень признателен, господин министр, если бы Вы могли назвать мне самые популярные уважаемые издания, где я бы мог опубликовать разоблачение этого злостного мошенничества»[132].

Такой обман, если бы он был доказан, конечно, заслуживал возмездия. В этом письме сообщается о попытке эксплуатировать международную репутацию Дома Ланвен в начале 1909 года, пытаясь обманным путем присвоить себе название, уже известное в мире моды. Но резкий тон послания не понравился господину Тьебо, послу Франции в Аргентине, который доложил об этом случае в министерство, подчеркнув ненадежность источника. Его собственное расследование показало, что «дома номер 691 на улице Вьямонте не существует», «дом моделей Ланвен и сама Жанна Ланвен в этом квартале неизвестны», «в доме номер 693 на улице Вьямонте находится ателье по изготовлению одежды и шляп, принадлежащее мадемуазель Леонтине Пайе, основное предприятие которой работает в Европе». Министр подчеркнул, что в задачи французского дипломатического корпуса в Южной Америке не входит отправка «богатых аргентинок» на улицу Буассид’Англа или сообщать Меле последние новости. Получать уведомления о слухах, будоражащих Париж, подчеркивалось в письме, тоже не входит в обязанности министра Республики в Буэнос-Айресе, «которому Вы писали, ссылаясь на должность».

Это вся информация, содержащаяся в дипломатическом архиве: о других недоразумениях доложено не было, в частности, потому, что с тех пор Меле ничем не занимался, нигде и никогда.

Новый переезд

Жанна снова все взяла в свои руки, на самом деле почти никогда и не выпускала – руководство своим предприятием, контроль жизни и будущего своей семьи. Новое общественное положение замужней женщины, финансовая стабильность и благосостояние, старость родителей и особенно смерть отца, появление нового поколения Ланвенов, быстро взрослеющая дочь – все это стало основой для построения планов на будущее.

Мечта о Ле Везине, которой она жила во время первого замужества, все еще не оставила ее. Жанна теперь располагала средствами, они возросли настолько, что позволяли переехать с улицы де Шен в огромное поместье по адресу: бульвар Бельжик, дом 8, на углу тихой улицы и авеню де Паж, тоже спокойной. На этом месте она построила дом, без сомнения, уже в 1911 году[133]. Стараниями архитектора Боске из Булонь-сюр-Сен этот дом приобрел вид «загородного коттеджа», что впоследствии стало очень популярно во французских пригородах. Это был трехуровневый дом, первый этаж был отделан песчаником, второй – украшен фахверковыми колоннами, с тремя большими просторными и светлыми комнатами, выходящими на отделанные деревом балконы, а третий – состоял, в основном, из мансард, маленьких и очень уютных. Окна мансард выходили на островерхую двускатную крышу, на самом верху которой располагалось трапециевидное окно-полубалкон в нормандском стиле. Общий силуэт дома напоминал небольшую дворянскую усадьбу на побережье в окрестностях Кобура, только тихую, чуть более скромную и утопающую в зелени живых изгородей и растущих вокруг деревьев.