Алмазная пыль - Эльхан Аскеров

– Не помню. Ничего не помню, – тихо ответил Пашка, низко опустив голову.

– По последним нашим данным, ты часто мелькал в зоне. Но вот как ты туда попадал и что там делал, неизвестно. Как назло, трёх наших осведомителей уничтожили одного за другим, словно на них написано было, что парни на нас работают.

– А под каким видом вы их туда забрасывали? – спросил Пашка, думая о чём-то своём.

– Выбрали самый простой вариант. Засунули в группу мародеров. А что? – с интересом спросил старик.

– Глупо. Падальщиков в зоне терпеть не могут. Отстреливают, как бешеных крыс, – проворчал Пашка, продолжая витать в своих мыслях.

– И почему это? – вкрадчиво спросил старик.

– Они в могилах роются, а в зоне остались в основном те, у кого во время Потопа близкие погибли. Местные в Рачьи Заводи даже не думают соваться, а эти лезут, словно им там мёдом намазано. Вот их и отстреливают, как в тире.

– Очень интересно, – скептически проворчал старик. – Получается, все, кто попадает в зону под видом мародёров, автоматически становятся мишенями?

– Ага, – кивнул в ответ Пашка.

Из задумчивости его вывел человек в форме официанта, вкативший в номер сервировочный столик с чайником и чайным сервизом. Быстро расставив чашки и разлив чай, он выложил перед Пашкой пачку сигарет, одноразовую зажигалку и хрустальную пепельницу.

Чуть поклонившись, официант бесшумно исчез, словно растворился. Удивлённо посмотрев на дверь, Пашка растерянно спросил:

– Они у вас все сквозь стены проходить умеют? Я даже не понял, когда он дверь открыл.

– Стараемся профессионалов держать, – усмехнулся старик с заметной гордостью, и Пашка не удержался от шпильки.

– Ага, я заметил.

Скривившись, словно лимон проглотил, старик укоризненно покачал головой и мрачно ответил:

– Эх, молодёжь, когда вы только научитесь, не плюй другому в душу, тогда и тебе в неё никто в грязных сапогах не полезет.

– Ну да, как же, – криво усмехнулся Пашка.

– Понимаю, – усмехнувшись, кивнул старик. – Лезли, и не только в сапогах.

– А чего вы хотели, – пожал плечами Пашка. – Детский дом, не пансион благородных девиц. Прятать приходилось не только мысли, но и еду.

– М-да, похоже, досталось тебе по жизни крепко, если ты никому верить не хочешь, – задумчиво проворчал старик.

– А так жить проще. Нет разочарований, и не обидит никто. Правило трёх «не». Не верь, не бойся, не проси. Дерись так, чтобы противнику страшно стало, молчи и ни во что не вмешивайся. Тогда, может, и выживешь.

– А как же друзья? Приятели, просто привязанности? Ты же маленьким был, когда в детдом попал. А для ребёнка привязанность – это потребность. Или я чего-то не понимаю?

– Все не так просто, – тяжело вздохнул Пашка. – Не могу сказать, что там все подонками были, но нормальных намного меньше. Мальчишки лет с двенадцати воровать начинают, девчонки в этом же возрасте на панель выходят. А контролируют всё это несколько ребят постарше. Крыша. Они и от милиции уведут, и с клиентом договорятся, и несговорчивому педофилу перо в бок сунут.

– А учителя, воспитатели? Они-то куда смотрят?

– А что воспитатели? У всех своя жизнь, свои заботы. Думаете, им так много платят, что они за свою работу всеми конечностями держатся? Ошибаетесь. Некоторые даже специального образования не имеют. Какие из них воспитатели. И потом, подростки-то тоже разные. Один хочет учиться, а второму на школу наплевать. Ему интереснее по вокзалам бродить да красть, что попадётся. Для него это романтика. Вот и получается, что и умные, и дурные, все в одной куче. Только почему-то всегда случается так, что дурных больше и они сильнее. Вот и тянут умных назад, в болото. А взрослым там вообще никто не верит. Особенно чиновникам. Дети людей нутром чуют и сразу видят, кто вправду помочь хочет, а кто для галочки приехал.

– Ты это всё сейчас придумал или вспомнил? – настороженно спросил старик.

– Я это знаю, – машинально пожал плечами Пашка.

– А про кого-то конкретно рассказать можешь? – с интересом прищурился старик.

– Нет, – покачал головой Пашка после минутного молчания. – Не помню.

– Ничего, – улыбнулся ему старик, – вспомнишь. Обязательно.

– Может, и вспомню, – вздохнул Пашка и неожиданно спросил: – А как мне вас называть. А то неудобно как-то, вы или тот старик.

– А давай вместе над этим вопросом поразмышляем, – хитро усмехнулся старик. – Павел Андреевич – слишком длинно и официально. Павел – слишком фамильярно. А как бы ты называл?

– Дядя Паша. И по возрасту подходит, и не особо панибратски, – пожал плечами Пашка.

– Вот так и называй, тёзка, – рассмеялся старик. – Но сам понимаешь, это только с глазу на глаз.

– Само собой, – кивнул Пашка. – Красивое слово субординация ещё никто не отменял.

– О как! – рассмеялся в ответ старик. – Ну, тоже верно. Но дело не в ней. Сам понимаешь, в нашем деле ухо востро держать нужно. Не стоит лишнего повода для досужих разговоров давать. Мне при моей должности положено быть злым, коварным и непримиримым, а прознают, что мы с тобой запанибрата, сразу начнут шипеть, старый стал, размяк. Понимаешь?

– Понимаю. А может, и хорошо, что зашипят? Успокоятся, расслабятся, тут их и можно будет за горло взять, – усмехнулся в ответ Пашка.

– А ты, тёзка, гвоздь, – рассмеялся старик, с довольным видом потирая руки. – Если и дальше так мыслить будешь, мы с тобой ещё такую кашу заварим, чертям тошно станет.

– Да заварить-то не вопрос. А кто её расхлёбывать будет? – с интересом спросил Пашка.

– Ничего, крайние всегда найдутся. А не найдутся, так назначим, – рассмеялся в ответ старик и, поставив пустую чашку на стол, тяжело поднялся. – Пора мне. Рад был поболтать с тобой, тёзка. Чует моё сердце, ты меня ещё не раз удивишь. Но это и хорошо. Ты, главное, помни, я тебе точно не враг. А всё остальное перемелется. Если что не так, сразу с моим штабс-капитаном связывайся. Номер он тебе даст. А теперь отдыхай. Утром тобой мои головастики займутся.

Пожав Пашке руку, старик не спеша вышел из номера. Но стоило только ему выйти за дверь, как в комнате материализовался официант и, не спрашивая разрешения, принялся убирать чашки. Такой поворот событий Пашке сразу не понравился, и он, недолго думая, решил полностью прояснить ситуацию. Подойдя к столу, он уселся в кресло и, с вызовом посмотрев на официанта, твёрдо произнёс:

– Дружище, налейте ещё чаю, пожалуйста.

Очевидно, не ожидавший от пациента такой наглости официант растерянно замер с чашкой в руках, но потом плебейская наглость взяла своё. Медленно, словно издеваясь, официант поставил чашку на сервировочный столик и, усмехнувшись, ответил:

– До завтрака потерпишь, не барин.