Смертник из рода Валевских. Книга 5 - Василий Михайлович Маханенко

Кажется, мне действительно нужно быть поближе к ректору и начать с ним каким-то образом сотрудничать. Становиться на пути этого человека опасно. Белое лицо находящегося в ужасе виконта Журмаля тому было прекрасным подтверждением. Лекарь знал, что произойдёт, если он вылечит ректора, но не сделать этого права не имел. На него смотрел император и огромная толпа высшей знати.

— Я… Я не могу…, — не знаю, что сделал Кималь Саренто, но испуганный шёпот лекаря разнёсся по всей арене, вызвав вздох изумления. Невиданное дело — лекарь отказывается от своего долга!

— Это ваш долг, виконт Журмаль, — Кималь Саренто был непреклонен. — Его императорское величество призвало вас и гарантировало жизнь всем участникам. Если вы промедлите, граф Вервок умрёт!

— Я не могу! — только что не завизжал «таракан». — Это убьёт меня!

— Мы теряем время. Граф умирает, а вы медлите. Что же, придётся вновь продемонстрировать силу и мощь магической академии. Магистр Максимилиан, будьте так любезны — помогите моему коллеге. Я слишком привык к нашим перепалкам, чтобы позволять ему умирать из-за трусости виконта, не желающего исполнить свой долг.

Красиво, Скрон бы его разодрал. Как же красиво всё вышло! Кималь не просто уничтожил того, кто отказался ему помогать в трудную минуту, он размазал его тонким слоем по императорской арене, растоптав всё, чем дорожил виконт Журмаль. Имя, искусство лекаря, уникальность. Я подошёл к Рудиусу Вервоку, что уже даже биться перестал и вытянул вперёд руки. Толпа замерла. Многие из присутствующих прекрасно понимали отказ Журмаля от лечения и совершенно не понимали, почему я беспрекословно подчинился своему ректору. Графа Вервока окутало белое сияние, а мне пришлось экстренно пить флакон на ману — потеря крови у больного была просто катастрофичная. За первым флаконом пошёл второй и даже третий. Когда белоснежное сияние исчезло, на песке арены лежал живой и абсолютно здоровый ректор гвардейской академии. Его восстановленные ноги и руки оказались голыми и забавно выглядывали из оплавленной кирасы. Полагаю, кузнецам придётся основательно попотеть, чтобы выковырять графа из этого стального капкана и не навредить ему.

— Тебе придётся признать поражение, — Кималь Саренто с таким спокойствием протянул руку Рудиусу Вервоку, что у меня едва челюсть не отвисла. Ректор действовал так, словно ничего критичного только что не произошло. Глава гвардейской академии принял приглашение и поднялся на ноги.

— Ты чудовище, Кималь! — в голосе Рудиуса не было даже намёка на ненависть. Только восхищение. Набрав воздуха, он прокричал: — Гвардейская академия признаёт своё поражение и отказывается от дальнейших соревнований!

Бросив взгляд на виконта Журмаля, что ненавидящим взглядом смотрел на меня и бормотал: «Это всё камень! Это всё его камень...», граф Вервок тихонько пояснил своё решение:

— Репутация магистра Хвана слишком дорого мне обходится, чтобы позволить твоему младшему чудовищу вытереть о неё ноги. Со своей честью я как-нибудь разберусь. Ящик с табаком будет у тебя сегодня вечером.

Набрав воздуху, ректор гвардейской академии прокричал на всю арену:

— Честь и слава победителям!

— Сталь и кулак! — подхватили зрители и, наконец, взорвались овациями. Проклятье! Я так и не сумел посмотреть, чем же так хорош магистр Хван…

Глава 9

— И что мне с этой штукой прикажешь делать? — Кималь Саренто переводил взгляд с повозки, что заявилась в академию неделю спустя после громогласной победы над гвардейской академией, на меня и обратно.

— Изучить, — предложил я, услышал чьи-то шаги и инстинктивно обернулся, не по мою ли душу это идут? Обошлось — один из магистров упорно доказывал строителям, какими цветами нужно разукрасить стены его кабинета. Даже если это противоречило общей политике академии. Кималь Саренто не вмешивался в такие детали — для этого у него имелся специальный проректор по хозяйственной работе. После случая с домом для смертников того словно подменили. Постоянно что-то делал, что-то развивал. Превратился в трудоголика в лучшем смысле этого слова!

— Изучить…, — протянул ректор, ещё раз оценив содержимое повозки. Род Горбуновых исполнил своё обещание и переправил в магическую академию все собранные осколки панциря сержанта Фарафо, сам панцирь, а также десяток комплектов одежды верховных обращённых. Ещё мне передали записку, но открывать её в присутствии ректора я не собирался. Потому что имя адресата было написано рукой Аделины Джоде.

Неделя, что прошла после соревнований с гвардейской гимназией, должна была превратиться для меня в тихое и спокойное время. Я получил от ректора эликсир на грань и создал, наконец-то, свой первый законченный восьмигранник. Достойного камня поддержки, что мог усилить «Золотистый купол защиты» у меня не было, так что пришлось на какое-то время оставить грань невостребованной. До глобальных соревнований оставалось всего две недели, вся империя стояла на ушах, готовясь к ним, так что дёргать и без того задёрганного охотника на тёмных было бы глупо. Какие тёмные в такое время?

Вот только никто не ожидал реакции общественности на устроенный на императорской арене спектакль. Следующим утром вокруг моего опустевшего поместья появилась огромная толпа народа. Если раньше это были обычные горожане и крестьяне, что явились посмотреть на символ борьбы с несправедливостью (на всякий случай напомню — речь о виконте Никитином, что уехал с Элеонорой в Кострищ), то сейчас улицы оказались перегорожены десятками карет. Аристократы всех мастей, начиная от графов, заканчивая баронами, ремесленники, торговцы, даже просто зажиточные горожане явились к стенам моего жилища, дабы припасть к моим ногам. Я не утрирую. Первым человеком, которого я принял, был граф Шумский, мужчина сорока лет, прошедший Стену и все невзгоды сражений с тёмными. Он не смог явится сам. Лишённый обоих ног, руки и левой половины лица, граф Шумский представлял собой жуткую демонстрацию того, во что тёмные твари могут превратить человека. Десять лет назад виконт Журмаль наотрез отказался восстанавливать целостность организма, а других целителей, способных творить чудеса, в Заракской империи не было. Лишённого ног мужчину положили на пол, и он пополз ко мне сам, умоляя сжалиться и сотворить чудо. Супруга графа, не пытаясь сдерживать слёзы, дала указание слугам и те вволокли в кабинет небольшой сундук, доверху набитый золотом.

— Здесь пять тысяч, граф, — произнесла женщина. — Прошу вас, проявите милость…

Собственно, так началась моя карьера лекаря. Элеонора понятия не имела, сколько стоили подобные услуги — то, что я вытворял с людьми, аналогов в Заракской империи не имело. Мне