Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский

Чушь! Пелигн у Проперция никогда не учился. А ходил к Сексту по двум причинам: убегал от Гекфемины, своей ненавистной жены, и еще потому, что его весьма заинтересовала Кинфия, которую Проперций воспевал в своих элегиях и о которой, в отличие от Делии Тибулла, все знали, кто она такая. Противоречивое несоответствие образа оригиналу — вот что привлекло нашего Кузнечика.

XXII. Ну, сам посуди, продолжал Вардий. — Если верить элегиям… с твоего позволения, я их не буду цитировать, лучше дам тебе почитать книги Проперция, и ты сам ознакомишься… из элегий следовало, что Секст познакомился с Кинфией, едва из Этрурии перебрался в Рим: тут же в нее влюбился и тотчас принялся воспевать, мгновенно обнаружив в себе дар поэта.

Если верить элегиям, между ними вспыхнула и запылала трепетная и пламенная любовь. Да, они часто ссорились, иногда изменяли друг другу. Но не от пресыщения и усталости чувств, а от обостренной ревности, гневливого желания отомстить, наказать. И всякий раз терзались и страдали, винились друг перед другом, клялись в верности и снова сходились, празднуя триумф примирения и сливаясь в блаженстве любви.

В элегиях Кинфия предстает перед нами самим совершенством. Она прекраснее троянской Елены, сродни великим богам!.. Я обещал, что не буду цитировать. Но дай хоть один пример привести, чтобы ты прочувствовал и поверил!..

Ну вот, скажем:

Место ли здесь на земле такой красоте несравненной?

Старых, Юпитер, твоих не признаю я проказ.

Станом высоким стройна, белокура, пальчики тонки,

Шествует гордо — под стать и Громовержца сестре

Или Палладе самой…

Так отступите пред ней, богини, которых на Идее

Некогда видел пастух, как раздевались они.

Кинфия — не только образец красоты, но и источник поэзии!

Ни Каллиопа, ни бог Аполлон мне стихов не внушают,

Нет, вдохновляет меня милая только моя.

Ну и, разумеется, с Кинфией — навеки, до гробовой доски!

Матери прахом клянусь, клянусь я родителя прахом

(Горе мне, если солгу: тяжек мне будет их прах!) —

Верным остаться тебе, моя жизнь, до загробного мрака:

Верность единая в нас, будет единой и смерть!

Так никто не воспевал женщин, ни до, ни после Проперция!

Вардий так возбудился, что всё у него задрожало и задергалось: нос и щеки, губы и брови. Руки, которыми он взмахивал то вверх, то в стороны, так затряслись, что он, пытаясь унять дрожь, сцепил их перед грудью. Но они продолжали трястись.

— О всесилии любви писал еще Вергилий. О жертвенности любви — Гораций. Воином Венеры и Амура провозгласил себя Альбий Тибулл. Но Проперций был не просто воином — он был рабом любви! Кинфия терзала его и мучила, надолго отлучала от себя, пировала с другими мужчинами, грозилась уехать в Иллирию с претором-богачом. А он всё сносил, всё терпел, на всё закрывал глаза.

…Он собакой Кинфии готов был стать, чтобы лежать у ее ног, издали восхищаться своей ненаглядной, поклоняться своей богине! Такой силы любовь, юный мой друг!!!

На этом восклицании вновь сотрясшись лицом и телом, Вардий прекратил дрожать и дергаться. Он вдруг засмеялся: сначала, задрав лицо к небу, на очень высокой ноте захихикал «хи-хи-хи-хи», а затем опустив голову и прижав к груди подбородок, на низкой ноте, почти басом прокашлял «хэ-хэ-хэ-хэ». А после подтянул свое ложе поближе к моему, возлег на него, оперся на локоть, подмигнул и заговорил спокойно и насмешливо:

XXIII. — О Кинфии я поведал тебе. Это, как ты понял, поэтический образ. Теперь расскажу о реальном его прототипе. Звали ее Гостия. Она была на десять лет старше Проперция. То есть, когда он с ней познакомился, ему было девятнадцать, а ей двадцать девять. Женщиной она была родовитой, но замужем никогда не была. Потому что еще в юности своей стала гетерой… Я уже несколько раз употреблял это греческое слово. А ты знаешь, кто такая гетера?.. Нет, боже упаси, не заработчица и не порна. Гетера — женщина образованная, владеющая не только наукой любви, но также искусством беседы, знающая поэзию, играющая на различных музыкальных инструментах и многими другими навыками и умениями обладающая. Но свои умения и свое искусство — да, продающая; боже сохрани! не первому встречному, а кому-нибудь из богатых и уважаемых мужчин, которых гетера сама выбирает себе по вкусу и в любой момент может отправить в отставку, если он ей разонравится… Гетер этих греки придумали. Но во времена Гракхов греческие гетеры появились у нас, в Риме. А после восточных походов Помпея Великого некоторые римлянки стали официально объявлять себя прелюбодейками, чтобы избежать судебных преследований и открыто дружить с богатыми и привлекательными; ведь «гетера» по-гречески означает «подруга».

Такой подругой, или гетерой, была Гостия. «Друзья» у нее были весьма состоятельными и уважаемыми. Жила она на широкую ногу в собственном доме на Квиринале. Но не было в ее окружении ни одного поэта. Так что когда ей вдруг подвернулся юный Проперций и тотчас стал строчить элегию за элегией, Гостия сначала побрезговала: уж больно уродлив на вид и то ли беден, то ли скуп на подарки; а позже поразмыслила и решила: стишки его по всему городу расходятся, меня он в них прославляет, здравый расчет велит удержать его подле себя и пригреть.

Она его именно пригрела… Почитай внимательно, и сам догадаешься. Ну вот, например:

Сколько мы ласковых слов сказали при свете лампады,

Что за сраженья у нас происходили во тьме!

То она, грудь обнажив, со мною борьбу затевала,

То затихала совсем, тело туникой прикрыв.

Приподнимала она мои сном отягченные веки

Прикосновением уст: «Что же ты дремлешь, лентяй?»

Разнообразили мы так часто объятий сплетенья!

Часто сливались уста в долгом лобзанье у нас!

Заметил? В постели они лишь целовались, «сражались» и глядели друг на друга. Ибо в ранней юности Проперций еще кое-что мог, но к двадцати пяти годам стал полным импотентом.

О я несчастный! Ее не меняют потоки Лиэя!

Пей! Ты прекрасна: вино вовсе не портит тебя…

— Встретившись, они тут же начинали «согреваться» и пили весь вечер, всю ночь осушали чашу за чашей.

Но еще чаще они согревались ревностью, ссорами, обидами и расставаниями. Вернее, Гостия, конечно же, не ревновала Проперция — к кому и с чего бы она стала его ревновать? — но ссорилась с ним и отлучала от себя достаточно часто, ибо, во-первых, как всякая женщина, нуждалась в здоровом и полноценном плотском соитии, а во-вторых, ей как гетере нужно было зарабатывать на содержание приличного дома, на дорогие наряды — одним словом, на яркую жизнь. Проперций же одаривал свою Кинфию-Гостию одними только элегиями и в качестве материального источника использован быть не мог. Поэтому, под разными предлогами устраивая скандалы, Гостия периодически прогоняла несчастного поэта и падала в объятия какого-нибудь очередного своего воздыхателя, богатого и щедрого, который наполнял ее сундуки косскими одеждами, сидонскими чепцами, лекифами с оронтской миррой, киликийским шафраном, тирским костом и ладаном, египетскими и индийскими жемчугами, кольцами и ожерельями. Этих «спонсоров», как она любила их называть, имея в виду, что они «претендуют» на нее, «торжественно обещают» ей свое финансовое и общественное покровительство, у Гостии год от года становилось всё гуще и прибыльнее, ибо элегии Проперция делали свое дело, и всё больше появлялось желающих переспать с «прославленной Кинфией». Тем более что поэт, описывая измены возлюбленной, в элегиях набрасывал словесные портреты своих соперников, но никогда не называл их имен. Так что, с одной стороны, спонсоры Гостии быстро обретали пикантную популярность, а с другой стороны, оставались неуязвимыми для официальных обвинений… Скажем, Проперций несколько раз упоминал некоего «претора» и «варвара» из Иллирии, ради которого его бросила Кинфия. Так этих варваров-преторов объявилось сразу несколько штук, и все они, размножив элегии Проперция, с гордостью показывали их своим друзьям, и каждый рвался распахнуть перед Гостией свой кошелек, днем, вечером и ночью осаждая ее дом на Квиринале… Вроде бы, блуд, широкой публике известное прелюбодеяние. Но Август, который начал уже надзирать за нравственностью и наказывать нарушителей отеческой добродетели, ни Гостию, ни ее спонсоров не трогал. Ибо Меценат ему объяснил, что нет тут никаких нарушений, а всё это не более чем материал для любовных элегий, почва и источники для творчества его подопечного — молодого, талантливого поэта Секста Проперция.