Тезей и Ариадна. Нить любви - Наталья Павлищева

Но большинство работать желали и свои умения передавали, за это бывали щедро вознаграждены. Поэтому на Крите лучшие кузнецы, лучшие строители, лучшие живописцы, лучшие ткачи… На Крите все лучшее.

Попавшие на остров вчерашние жители нищих деревушек с побережья, например, Аттики, первое время рты не закрывали от изумления, а потому вместо протеста у новых рабов появлялось желание стать критянами и жить так же состоятельно и спокойно.

И все же в царстве неспокойно и на сердце у Миноса тоже. Нет, не из-за мальчишки Тезея, не из-за его угрозы расправиться с Минотавром, чтобы больше не забирали греков на Крит. И даже не из-за известия о беременности Ариадны от ее брата-чудовища.

Минос понимал, что Верховная жрица по-своему права, богов нельзя вечно обманывать восковыми или деревянными фигурками вместо настоящих жертв. Но и легко согласиться на кровавые подношения Быку он тоже не мог. Выход предложила сама жрица:

– Минос, тебе ведь совсем скоро отправляться в Диктейскую пещеру к Зевсу? Попроси совет у Вседержителя. Я просто хотела напомнить тебе, что времена, когда можно было откупиться от Быка восковыми фигурками, прошли. Слишком часто трясется земля на Крите, слишком сильно дымит Тира.

Минос попытался отмахнуться:

– Земля у нас трясется постоянно, а Тира далеко.

– Царь, гнев богов будет ужасен…

– Я спрошу у Зевса, что делать, мы принесем обильные жертвы Посейдону, как только я вернусь, зарежем для Колебателя земли сто лучших быков стада. А вот человеческие жертвы. пока не знаю. Вернусь, подумаю.

– Ты уезжаешь завтра?

– Да, на рассвете.

– Постарайся, чтобы как можно меньше людей знали об этом. И подумай о моих словах. Хайре…

Глядя вслед Миносу, Верховная жрица презрительно поморщилась: царь слишком нерешителен, если он будет так вести себя и дальше, то следующие восемь лет не протянет. Криту нужен решительный Минос.

Жрица снова вздохнула: что-то подскажет Вседержитель Миносу на сей раз?..

Она так задумалась о том, что происходит на Крите и на Тире, что даже вздрогнула от голоса рабыни, сообщившей, что ванна для омовений готова.

У Гекалы состоялась еще одна встреча, которой она совсем не желала. Этого человека Верховная жрица попросту побаивалась. Тавр царил в комнате, куда пришел, а не она, хотя комната была маленьким храмом и хозяйка в ней Гекала.

– Гекала, я хочу услышать предсказание своего будущего.

Даже «хайре!» не сказал, он чувствует себя царем, отводя Верховной жрице всего лишь роль прислуги. Но ссориться сейчас с Тавром нельзя, рановато. Гекала сдержалась.

– Я не могу видеть будущее, это дано только пифиям и колдуньям.

Тавр насмешливо фыркнул:

– Кто-то другой мог бы и поверить. Ты не только можешь предрекать будущее, но и изменять его. Но почему-то не желаешь ничего говорить мне. Почему?

Гекала молчала, как всегда бесстрастно глядя вдаль. Но Тавра это не могло обмануть. Он остановился за спиной Верховной жрицы и принялся наматывать на палец ее длинный локон. Гекала потеряла дар речи от такой наглости, но почему-то не посмела пошевелиться. Этот человек так богат, что не боится даже богов. А зря, потому что жить Тавру осталось совсем немного. Гекала действительно видела будущее, у Тавра оно будет коротким, совсем коротким.

Ее гибель тоже виделась страшной, но произойдет позже.

Тогда чего же она боится, почему который год подчиняется этому человеку? Тавр появился во дворце благодаря своей сестрице Идии, вышедшей замуж за Миноса, и почти сразу взял все в свои руки. Сначала он подчинил не Миноса и не сестру, а… Гекалу. Теперь задумка Тавра – жениться на Ариадне и стать следующим царем Крита. Гекала знала, что этого не будет, но все равно почему-то боялась Тавра. Наверное, потому, что он сам ничуть не боялся ее.

– Так что ты увидела в моем будущем?

– Ты не будешь царем.

– А кто будет?

– Останется Минос, а потом… Крит погибнет, Кносс погибнет. все погибнет.

– Ну, все меня интересует мало, – Тавр крепко держал волосы Гекалы, но она не чувствовала боли, было что-то более важное. – Почему я не стану царем, что мне может помешать? Ариадна влюбилась в этого афинского мальчишку? Но у Миноса не одна дочь.

Гекале стало страшно дальше слушать Тавра, она выдохнула:

– Тебя убьют.

– Кто?

Верховная жрица уже жалела, что решилась произнести решающую фразу, однако слово не воробей… Она понимала, что теперь Тавр не отстанет, но если она скажет, что видела в тумане, то Тавр предпримет шаги не против нее, а против будущего виновника своей гибели.

– Тезей…

– Афинский мальчишка убьет меня? Меня?! – расхохотался Тавр, при этом он отпустил локон Гекалы, и жрица поспешила отойти в сторону. – Так вот, послушай. Ты сделаешь все, чтобы этот юнец погиб раньше, чем успеет обнажить против меня меч. Если ты этого не сделаешь, я изменю не только свою, но и твою судьбу, и ты порадуешься, что не бессмертна, но тысячи раз пожалеешь, что родилась на свет.

Резко повернувшись, Тавр шагнул к двери, потом вернулся.

– Гекала, Тезей хотел убить Минотавра? Пусть сделает это, урод Миноса мне не нужен. Но ты добьешься того, чтобы всех греков вместе с этим сыном Эгея принесли Быку в жертву. Всех!

И снова направился к двери. Гекала прошептала вслед:

– Это не изменит твоей и моей судьбы.

У Тавра прекрасный слух, замер, не оборачиваясь.

– Тогда ты изменишь, по крайней мере, мою.

Когда за ним закрылась дверь, Гекала усмехнулась:

– Даже если бы могла, не стала этого делать.

А греки? Греки не минойцы, они чужаки, значит, вполне могут быть принесены в жертву. Да, богам нужна кровавая жертва, пора. Слишком часто дрожит земля, сильная тревога словно разлита в воздухе.

Оставалось дождаться возвращения царя Миноса…

Минос вернулся мрачней грозовой тучи и, едва смыв дорожную грязь, собрался к Верховной жрице. Она встретила царя сдержанно. Минос в который раз поразился выдержке этой женщины. Они знали друг друга давным-давно, когда-то Минос, тогда еще называвшийся царевичем Палесом, едва не лишил девственности юную красавицу Гекалу. В последний миг помешала ее мать Мекона, попросту раскидавшая несостоявшихся любовников в разные стороны.

Гекалу в тот же день отдали в святилище Великой матери, а над Миносом осталось проклятье Меконы, выкрикнутое в сердцах:

– Не быть тебе счастливым от своего семени!

Мекона вскоре умерла, оставив проклятье неснятым. Из гордости Минос никогда не говорил о нем даже Гекале, ставшей жрицей, а потом и Верховной жрицей Великой матери. Пасифая родила ему детей, после ее смерти он женился снова, и Идия родила дочь, но счастья и впрямь не было.