Девица на выданье - Шейла Бишоп

– Я думаю, вам лучше выпить молока, я не доверяю их кофе. – Он поставил перед ней стакан. – Осмелюсь предположить, вы нуждаетесь в подкреплении.

Харриет была благодарна ему за то, что он не сделал ни одного обычного замечания о том, что подобает и что не подобает юной леди. Он чувствовал, что они оба уже слишком глубоко влезли в это дело.

– Что вы собираетесь делать? – поинтересовалась Харриет.

– Заберу у Хенчмана заявление миссис Сэттл. Конечно, это нужно сделать. Но черт меня побери, если я захочу и дальше заниматься всем этим. Пусть Луиза сама делает свою грязную работу.

– Я не представляю, как это может послужить каким-либо полезным целям.

– Простите? – не понял Верни.

– Ну, чего вы добьетесь, отойдя в сторону? Ваш брат все равно болезненно воспримет свидетельство миссис Сэттл, кто бы ни привлек к нему его внимание. Вам даже не удастся избежать его гнева, потому что вы хорошо знаете, что Луиза непременно впутает и вас, заявив, что вы придерживаетесь единого мнения. Как только эта бумага окажется у нее в руках, все, что последует дальше, будет и на вашей совести, и не стоит притворяться, что это не так, более того, я назвала бы это лицемерием. Извините, мне не хотелось бы быть неучтивой, – добавила Харриет после некоторого размышления.

– Вы чересчур логичны для женщины, – заметил Верни. Некоторое время он колебался, а потом сказал: – Полагаю, вы хотите, чтобы я уничтожил этот низкий документ?

– Разве вы не можете это сделать?

– Не знаю. Одно дело – держать рот на замке, это просто; но совсем другое дело – подделать истину, скрыв материальный факт.

Это какая-то отличительная особенность мужчин – вечно тянуть время. У них такие сложные понятия о чести, подумала Харриет. Единственное, что имело для нее значение, когда дело касалось реальных людей, – это понятия «счастье» и «несчастье»: счастье или несчастье сэра Ричарда и Джулии, Китти, Хлои, Дика и Неда. Зачем наказывать их всех за то, что Джулия совершила три года назад и о чем она, возможно, горько сожалеет? Харриет начала было произносить пылкую речь, но Верни ее прервал:

– Вам нет нужды напоминать мне об этом. Я знаю, что Ричард будет страдать так же, как она, я знаю, как добра она к детям, лишившимся матери. Пока они живут здесь, она кажется безупречной женой. Но осенью он собирается отвезти ее в Лондон и снова открыть дом на Керзон-стрит. Они будут развлекаться, вращаться в кругу светских людей. То, что случилось однажды, может случиться снова. Как долго, вы полагаете, она будет ему верна?

– Вечно, – решительно заявила Харриет. – И знаете, я не согласна с тем, что вы говорили о ее характере. Вы не доверяли ей с самого начала. Интересно – почему?

– Я чувствовал, что она не искренна, что она играет роль. О, не все время. У нее есть врожденное чувство юмора, талант привлекать к себе людей, но меня тошнило от того, как она принимала ухаживания Ричарда. С виду такая любезная, но внутри расчетливая притворщица.

– Притворщица! – воскликнула Харриет. – Я совершенно с вами не согласна. Мне всегда нравилась ее искренность. – Глубина и непосредственность чувства Ричарда и Джулии Кейпел тронули ее еще и потому, что в ее маленькой семье не было ничего, кроме вежливого притворства. – В последний раз, когда мы обедали в Холле, когда она играла на арфе все то, что любит ваш брат, когда восторженно говорила об увлечении вашего брата планами строительства новых коттеджей, – неужели вы думаете, что она и тогда притворялась?

– Нет, – медленно проговорил Верни. – Нет, и должен признать, с тех пор, как я вернулся домой, она не производит на меня такого впечатления.

– Вы хотите сказать, с тех пор, как они поженились?

– Да.

– Может быть, вы правы, – сказала Харриет, немного подумав. – Возможно, она вышла замуж ради положения в обществе. Множество женщин это делают. Но она влюбилась в него, и это больше не имеет значения.

– Вы настойчивый маленький защитник, Харри. Вас ничто не выведет из равновесия, не так ли?

Она была смущена и обескуражена всем, что связано с ним. И потому не знала, радоваться ей или огорчаться такому забавному недоразумению.

Верни был занят тем, что боролся с последними угрызениями совести.

– Это заявление было получено у миссис Сэттл обманом. Будь ее воля, оно бы никогда не увидело свет, – проговорил он.

– Значит, вы намерены уничтожить его? Но как вы успокоите Луизу?

– Я не совсем уверен, – уклончиво ответил Верни, – но, кажется, я кое-что придумал.

Звуки арфы медленно таяли в воздухе, словно пузырьки, летящие к воде. Джулия сидела у инструмента в классической позе, которая всегда придает женщине отрешенный вид. Одни только ее белые руки двигались вдоль золоченой рамы; красивый профиль и грациозное тело были неподвижны, словно она слушала свою собственную музыку, эти мягкие, меланхоличные ирландские мелодии, которые она удивительно хорошо играла. Это была еще одна сторона очаровательной, блистательной Джулии, у которой и хозяйство было налажено так же хорошо, но именно эту ее сторону сэр Ричард находил особенно привлекательной. Она околдовала его, думал Верни, глядя на старшего брата со смесью тревоги и сочувствия.

Она обманула его один раз, когда вышла за него замуж; остался вопрос: может ли она обмануть его снова? Харриет полагает, что нет. Она думает, что связь Джулии в Бате была единственным случаем ее падения и, должно быть, она пережила настоящий приступ раскаяния, прежде чем решилась выйти замуж за Ричарда. Верни не видел в Джулии ничего такого, что можно было бы хоть частично принять за раскаяние, но он бессознательно восхищался преданностью Харриет, щедростью ее души, ее невинностью, которая не имеет никакого отношения к невежеству: она, без сомнения, ухватывала самую суть, не проявляя при этом брезгливости. Она была честна и этим восхитительно отличалась от интриганок вроде Джулии или Памелы Сатклифф. До него внезапно дошло, что она во многом утратила свою детскость и в последние недели стала куда более здравомыслящей, чем раньше, и, кроме того, очень хорошенькой, если кому-то нравятся высокие девушки. А ему нравились.

Музыка растекалась вокруг прелестным вальсом, и Верни, изучая свою невестку, удивлялся ее самообладанию. Прошло уже четыре дня, как Хенчмана последний раз видели в округе, и все это время она, должно быть, жила в постоянном ужасе, что он выдаст ее секрет Ричарду. Он этого не сделал, и, вероятно, она начала верить, что опасность миновала. Вряд ли ей могло прийти в голову, что он прямиком направится к Луизе.

– Луиза. Она была центром дилеммы. Верни точно знал: если ей позволить когда-нибудь прочесть рассказ миссис Сэттл, ничто на земле не остановит ее, – она отнесет «признание» Ричарду. Он должен избавиться от письменного заявления, уничтожить его, а потом сказать Луизе, что все дело яйца выеденного не стоит, просто бесстыдное мошенничество. И в качестве доказательства вернуть ей бриллиантовые пряжки. Она будет разочарована, но поверит ему. Одержимая своей ненавистью, она считает, что он также полон решимости погубить Джулию и разрушить этот брак.