Рождение зверя - Камли Брайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Либо этот Ральф слишком хорошо знал женщин — от его слов, и пугающих, и одновременно обнадеживающих, странно веяло романтикой, — либо Амалия столкнулась с чем-то таким, чего в ее обычной серой жизни никогда еще не было. Вот только проверить это, возможно, удастся не скоро: обращаться к самому Ральфу больше нельзя. Спросить напрямик у отца тоже не совсем ловко: во-первых, они никогда не говорили о его делах, а Ральф имел к ним самое непосредственное отношение; во-вторых, все в этой истории казалось таким зыбким, таким нереальным. А вдруг действительно приснилось?.. Что же делать?
Амалия встала с кровати и заходила по комнате. У нее был один план, но и он, скорее, напоминал авантюру и вряд ли мог служить доказательством чего-либо. Это в случае удачного исполнения — а ведь его еще предстояло осуществить. Что опять-таки казалось сомнительным.
Продолжая мерить шагами спальню, Амалия, в числе прочего, думала и о том, как, должно быть, глупо смотрится в глазах всех этих умных, занятых неким важным делом мужчин. Но что же она могла с собой поделать, если у нее тоже имелись собственные мысли, свои неразрешимые проблемы? В конце концов, Амалия решилась: сосредоточившись, во всех подробностях представила себе лицо отца и…
«Дочка?»
Наверное, она слишком хорошо знала отца. Или все произошло так быстро потому, что он находился совсем недалеко, но не ожидавшая такого скорого поворота Амалия растерялась.
«Ты не спишь?» — зачем-то спросила она.
«Как видишь…» — Он словно усмехнулся: что-что, а видеть его сейчас она никак не могла.
«Прости, глупый вопрос».
«Прощаю».
«Пап, но у меня еще один, точно такой же: мы с тобой действительно сейчас разговариваем?»
«Понимаю, тебе нужны доказательства».
«Да».
«Хорошо. Будут тебе доказательства — только завтра, когда встретимся. А сейчас давай выкладывай, что там опять у тебя стряслось?»
По привычке Амалия приготовилась рассказывать обо всем подробно, но тут же поняла, что этого не нужно: отец уже обо всем знал. Мысль позволяла передавать информацию удивительно быстро и полно.
«Если бы мы с тобой сейчас сидели рядом, я бы не поверил… — прозвучал странный ответ, — не поверил бы, что он тебе ответил».
«А так ты веришь — значит, это правда?» — обрадовалась Амалия.
«Боюсь, что так».
«Боишься?»
«Это не твоя вина».
«Вина?!» — опять не поняла Амалия.
Она не могла видеть лицо своего собеседника, не могла слышать его голос, но почему-то ощущала его присутствие так, словно бы отец сидел сейчас напротив.
«Ты вот что, девочка, главное — ни в коем случае не пытайся связаться с ним еще раз… Дай Бог, обойдется…» — последние слова явно касались не Амалии.
«Но я ничего не понимаю!»
«Сочувствую, но тебе придется потерпеть. Я пока не готов объяснить…»
Ну, еще бы: совершенно случайно Амалия коснулась той стороны жизни отца, которая по их молчаливому согласию была для нее запретной. И даже не просто коснулась, а каким-то образом начала на нее влиять.
«Интересно, что такое случится, если я все-таки попробую связаться…» — забыв, что все ее мысли сейчас слышит отец, капризно подумала Амалия.
«Ты его убьешь…» — пришел мгновенный ответ.
Амалия чуть не задохнулась, однако внезапно резанувший страх за любимого человека — теперь уже Амалия в этом не сомневалась — не смог перебить внезапно поднявшуюся откуда-то из глубины обиду.
Оказывается, все это время отец, с удовольствием беседовавший с умненькой дочерью о всяких милых глупостях, включая и ее личную жизнь, и историю развития человечества аж от сотворения мира, на самом деле считал ее легкомысленной и недалекой. Причем, вовсе не из-за ее личных качеств, а, что называется, по определению — на том лишь основании, что она являлась женщиной. Женщиной, которую, как он бы сказал — если бы вдруг пришлось перед ней оправдываться, — нужно тщательно оберегать от трудностей жизни.
Мужчины, даже самые любящие и лишенные предрассудков, готовы увидеть в любой женщине тьму несуществующих недостатков, забывая о том, что женщина готова отдать жизнь за своего ребенка, или за любимого… Однако нет, гораздо проще и удобнее объявить всех женщин ненадежными и не доверять…
Это был настоящий крик души, и Амалия почти обрадовалась, что не пришлось ничего объяснять и отец сразу воспринял все…
«Я такого не заслужил…» — Мысленный голос отца прозвучал как-то совсем по-другому.
«А я?»
Боль отца была лишь его собственной болью — понимания же, что он сам когда-то предал дочь, так тщательно укрыв от нее часть своей души, Амалия сейчас в его сознании не увидела.
«Чего ты от меня хочешь? Это не моя тайна», — устало возразил Координатор.
«Что я должна сделать, чтобы она стала и моей?» — Едва ее мысль оформилась, Амалии показалось, будто отец тяжко вздохнул.
«Ты готова бросить семью ради человека, которого даже не знаешь? По крайней мере, дождись его, чтобы убедиться, что не ошибаешься.»
«Я не ошибаюсь.»
«Дай-то Бог…»
«Вот и все…» — подумалось С'тэну. Путь вперед оказался закрыт, развернуться и ползти назад было невозможно, да и не имело смысла. Ну, а оставаться — значило задохнуться прямо здесь, у этого самого завала…
— Передай, — то ли потребовал, то ли попросил в это время хриплый голос с резким гортанным акцентом, и чужестранец, притиснувшись к С'тэну, вложил ему в руку небольшое кольцо.
«Вот ведь неугомонный… — Тем не менее, молодой человек уже добросовестно ощупывал темноту в поисках пальцев Риу. Они оказались холодными и слегка дрожали. — Ага, значит, не я один испугался…»
— Когда наденешь — нажми на маленький бугорок… — снова послышалось сзади.
В ответ впереди вспыхнул свет — С'тэн зажмурился.
— Что ты видишь? — Это, конечно же, опять был чужестранец.
— Как будто камень, — после небольшой паузы отозвался Риу.
— Большой?
— Не знаю — здесь еще земля.
Во вновь наступившей тишине хрустнули суставы — похоже, чужестранец потянулся.
— Много? — спросил затем он таким тоном, будто интересовался, не собирается ли на улице дождь.
— Нет.
— Это хорошо, а то ее некуда девать…
«А камень?» — подумал С'тэн.
— А что делать с камнем? — опередил его Риу.
— Попробуй его пошевелить…
Ральф сейчас отдал бы все на свете, лишь бы оказаться на месте Риу. Каким бы упорным ни был мальчик, у него могло просто не хватить сил.
