Начало и становление европейской музыки - Петр Мещеринов

все это трудно выражать словами. Давайте послушаем с вами несколько строф из этой кантаты. Вступление, построенное на мотивах хоральной мелодии, сразу вводит нас в образную сферу хорального текста. Вообще все номера кантаты написаны на одну хоральную мелодию, также восходящую к творчеству Лютера. После вступления сразу следует хор – первая строфа. Вот ее слова: «Христос лежал в оковах смерти. За наши умер Он грехи, но и воскрес, и жизнь нам даровал. Возрадуемся же сему, восславим Бога, возблагодарим Его, Ему воскликнем: Аллилуйя!» Первый хор насыщен риторической фигурой радости, она начинает звучать сразу в партии скрипок. Вокальные голоса старательно выпевают мотивы радости на словах: «Des wir sollen fröhlich sein» – «Возрадуемся же сему». На словах же: «Аллилуйя!» наступает полное ликование, но все это происходит в суровейшем миноре и производит совершенно необыкновенное впечатление. Небесная радость достигается посредством великой скорби. Итак, слушаем вступление и первую строфу кантаты.

Вторая строфа говорит о насилии смерти над человеком. «Насилья смерти избежать не мог никто из человеческого рода. Причина этого – наш грех: нет непорочного ни одного. Вслед за грехом вошла в мир смерть, над нами власть взяла, всех заключила под владычеством своим. Аллилуйя!» Музыка производит впечатление необыкновенной скованности, угловатые ходы баса – музыкально-риторическая фигура власти, которую взяла над всеми людьми смерть.

В следующей строфе совсем другое настроение. Вот текст: «Сын Божий, Иисус Христос пришел на землю, упразднил паденье наше и тем отъял державу всю и власть у смерти, оставил ей лишь вид ничтожный, а жало сокрушил ее. Аллилуйя!» Музыка стремительная и несокрушимая, как Христово действо, полна энергии, решительности и воодушевления. Партия скрипок состоит сплошь из сцепленных друг с другом мотивов радости. Единственное изменение фактуры происходит на слова: «Da bleibet nichts denn Tods Gestalt». «Оставил ей (смерти) лишь вид ничтожный». Буквально переводится так: «Вменил в ничто образ смерти». Музыка останавливается и буквально изображает это вот самое ничто. Затем опять возобновляется динамичное движение.

Следующий хор – центральный в кантате. Он-то как раз и объясняет суровый минорный склад музыки. Вот текст этой строфы: «И битва чудная была меж смертию и жизнью. Жизнь поглотила смерть, победу одержала. Писанье возвестило это – пожерта смерть, умерщвлена, в посмешище вменилась. Аллилуйя!» Музыка прямо-таки живописует борьбу, и выясняется – не просто так дана нам Пасха, великую цену заплатил Христос за нашу радость. Борьба за воскресение – вот содержание этого хора, и в конечном итоге всей кантаты. Не нова, конечно, идея – через Крест к Воскресению, через борьбу и страдания, от смерти к жизни. Это исконное содержание христианского провозвестия, но совершенно неподражаемо изображает это провозвестие своей музыкой великий Бах.

Обратите внимание, как композитор не упускает ни малейшей возможности прокомментировать звуками яркие места текста. Жизнь поглотила смерть, и на слове «verschlungen» (поглотила), музыка начинает закручиваться, как поглощаемая воронкой вода. «Пожерта смерть, умерщвлена», на слове «fraß» прямо-таки слышим, что музыка изображает пережевывание и глотание. «Смерть в посмешище вменилась», и слово «Ein Spott» (посмешище), разумеется, сопровождается фигурой отрывистого смеха. Вообще говоря, нужно отметить необыкновенную силу, динамику, энергетику баховской музыки. Я бы сказал, что никакой «рок» не сравнится с Бахом. Поставить рядом какие-нибудь хард-роковые композиции и вот все эти хоры из «Четвертой» кантаты, которую мы слушаем, – и хард-рок окажется легким наигрышем на гитарках и барабанчиках. К сожалению, просто мало кто это знает. Итак, слушаем центральный хор «Четвертой» кантаты.

Конечно, я с радостью показал бы вам всю кантату, но формат наших лекций не позволяет нам это сделать. Поэтому в завершение рассказа об одном из самых совершенных творений Баха послушаем последнюю строфу хорала: «Питает и живит нас хлеб пасхальный: закваске ветхой места нет при слове благодати. Христос – нам пища; лишь Его единого вкушают души, другим ничем не хочет вера жить. Аллилуйя!» Написана она в венчающем отныне у Баха форме кантаты «style simple», т. е. простом стиле, аккордовом, без всяких украшений изложения хорала, к пению которого присоединяется вся община.

Вернемся к биографии Иоганна Себастьяна. В его жизни начались неприятности. Связано это было с тем, что герцог Саксен-Веймарский Вильгельм Эрнст назначил Баха, как мы уже сказали, концертмейстером своей капеллы, а место капельмейстера отдал другому. Иерархия этих должностей была такова: на первом месте стоял капельмейстер, распорядитель всей музыкальной жизни города. Концертмейстер же был значительно ниже рангом, отвечая за назначенную ему всего лишь часть музыкальной деятельности. Для Баха это было написание кантат. Бах очень обиделся на герцога. Хотя герцог пытался компенсировать такое ущемление социального статуса Баха, постоянно поднимая ему жалованье и натуральное довольствие, отношения их испортились. Бах стал искать другое место службы, причем делал он это порой за спиной герцога, что, конечно, было не очень хорошо.

В декабре 1713 года Бах держал экзамен на должность главного городского органиста в знаменитом университетском городе Галле. Слава Баха как органиста в то время уже распространилась по всей Германии. Мастерство его было неподражаемым, особенно приводили всех в восторг его импровизации. Однако вмешались не проясненные финансовые вопросы. Оказалось, что жалованье Баха в Галле будет меньше, чем в Веймаре. И в марте 1714 года Бах отказался от соискания этой почетной должности. Впоследствии в 1740-х годах городским органистом в Галле стал старший сын Баха Вильгельм Фридеман, который в полной мере усвоил от отца искусство органной игры. Здесь нам нужно остановиться и выяснить, почему же герцог, известный своей образованностью, просвещенностью, любовью к искусству и Баха вполне ценивший, не назначил его капельмейстером. Это поможет нам выяснить постоянные сложности в отношении Баха с его начальством.

Всегда рождается соблазн объявить Баха, величайшего музыканта человечества, правым, этаким непонятым гением, а герцога – косным, мелким и ограниченным злодеем. Так и пишут нередко в популярных биографиях. Но все было иначе, гораздо жизненнее, я бы сказал. Дело в том, что у Баха не было, как теперь говорят, административных талантов. Он был не способен к организаторской работе. Бах занимался только тем, чем хотел, – музыкой. Причем, как он сам писал: «Всевышнему в прославление, а ближнему в наставление». Напомню его слова: «Музыкальное искусство существует во славу Божию и дозволенного наслаждения души. Назначением и конечной целью музыки не может быть не что иное, как хвала Господу». Вот этим Бах со всем усердием и занимался. А когда нужно было что-то организовать, наладить работу, собрать хор, составить оркестр, распределить людей, никого не обидев, но чтоб была польза делу и т. п., Бах этого не мог. Если он попадал в уже