Отзвуки эха - Ричард Матесон

— Как тебе сказать, я бы, пожалуй, не стала выражаться так грубо.

— А что может изменить формальная вежливость? — обозлился я. — Слушай, давай не будем играть словами. Я понимаю тебя и считаю твое отношение совершенно естественным.

Мне ужасно хотелось рассказать ей об Элен Дрисколл, но что-то мешало.

Я был недопустимо резок с ней, но никак не мог остановиться.

— Чего ты от меня хочешь? — Я уже почти кричал. — Могу порадовать: я не сумасшедший. В этом нет ни малейшего сомнения. Имей в виду, я отлично знаю, что отрицание самого факта болезни — первый признак психического заболевания. Но тем не менее я здоров. Насколько я понимаю, у меня внезапно появился дар, но я не знаю, что с ним делать.

Тут я предусмотрительно замолчал, понимая, что еще немного, и я выложу ей все о последних событиях. А время для этого еще не пришло.

— Не знаю, что сказать, — грустно улыбнулась Энн. — Когда я приехала, ты выглядел так странно...

— Я просто устал, слишком много работал, да и переживал, все ли в порядке с вами.

— Нет, — нахмурилась Энн, — я же чувствую: тут что-то другое. И еще эта кочерга посреди комнаты. Не знаю, почему ты ее не поднял, но уверена, не потому, что не захотел.

— Я просто забыл про эту чертову железку, — тут же отреагировал я. Что ж, хорошим лжецом я никогда не был и, видимо, уже не стану.

— Послушай, Том, — неуверенно заговорила Энн, — ты должен пообещать мне одну вещь. Напиши своим родственникам и узнай, не было ли у вас в родне... неуравновешенных людей.

Кажется, я не смог скрыть обиду. А Энн разозлилась:

— Том, ты должен понять. Я ношу нашего ребенка, и мне нужна уверенность в будущем. Сколько можно выносить постоянное напряжение и неизвестность! Я ужасно устала. К тому же ты сам рассказывал о фокусах, которые так любил показывать твой отец.

Моему удивлению не было предела. Безмозглый осел! Как же я сам об этом не подумал! Они ведь действительно существовали, знаменитые отцовские фокусы. Неужели она права и тут есть какая-то связь?

Я вспомнил, как это было. Отец давал нам толстую телефонную книгу, предлагал выбрать оттуда любое имя, адрес и номер телефона и уходил из гостиной. Мы делали то, что он просил, и захлопывали книгу.

Отец возвращался и всегда точно находил нужную строчку. Но при этом он был так весел и небрежен, что мы воспринимали происходящее как простой фокус.

Так я впервые подумал о наследственности.

— Хорошо, я напишу, может быть, мой дед был медиумом, а прабабка — ведьмой.

— Том! — возмутилась Энн. — Это не шутки!

Потом я долго умывался, а Энн мыла в кухне посуду. Казалось, мы оба оттягивали момент, когда снова останемся вдвоем. Войдя в спальню, Энн спросила:

— Ты отдал Элизабет ее расческу?

— Да, — ответил я, только вынужден был отвернуться, чтобы Энн не увидела моего лица.

— Вот и хорошо.

Энн попросила меня сходить к Элси и забрать наши формы для кексов. Элси довольно часто забывала возвращать чужие вещи. Я послушно направился к двери, не забыв при этом переступить через кочергу, которая так и валялась посреди комнаты. На улице я увидел лежащую на траве возле своего дома Элизабет. Над ней склонились люди в белых халатах. Мне было ее жаль, но остановиться я не мог: я шел за формами для кексов.

В дом Элси я постучал с заднего крыльца. Кстати, на двери оказалась табличка: «Дом Элси». Раньше я ее не замечал. На Элси был желтый, плотно облегающий тело халатик. Почему-то влажный. Когда она наклонилась за формами, халат приподнялся, обнажив полные ноги. Элси обернулась и зазывно заулыбалась: «Иди сюда, Томми». Она протянула мне форму, но та ударила меня током. А Элси начала гладить мои волосы, целовать щеки, глаза, губы и все шептала: «Томми, Томми, Томми». Желтый халат распахнулся. Как выяснилось, белья на ней не было. Я рванулся прочь и выскочил на крыльцо. Но не мог освободиться из когтистых лап соседки. Она осыпала поцелуями мое лицо, шею... А на нашем крыльце стояла Энн и молча наблюдала безобразную сцену. Я отчаянно пытался вырваться, но ее хватке мог бы позавидовать бульдог. Элси тоже заметила Энн и, продолжая цепляться за меня, закричала, чтобы я немедленно ее отпустил. Я кинулся к Энн, стал объяснять, что не виноват, но она меня прогнала. Тогда я вернулся и от души влепил Элси пощечину. Она шлепнулась на пол и завопила, что убьет меня. Я выскочил на улицу и побежал в сторону бульвара. По дороге заметил Дороти и рявкнул, чтобы она убиралась из нашего квартала, но она послала меня к черту. И я продолжал бежать. Увидел, как Фрэнк помогает своей рыжеволосой подружке выйти из машины. Потом они, обнявшись, пошли к дому мимо стонущей на траве Элизабет.

А я бежал дальше. Дома проносились мимо. На бульваре я увидел железнодорожные пути. «Забавно, — подумал я, — никогда не замечал здесь железной дороги», — и побежал вдоль нее. Впереди я увидел множество огней. Они меня заинтересовали, и я побежал быстрее. По дороге я сообразил, что где-то потерял формы для кексов, значит, Энн будет ругаться. Потом вспомнил, что она меня вообще выгнала. И рванулся дальше. Впереди что-то происходило: свет прожекторов, снующие повсюду люди, звуки сирен. Затем я увидел ужасную сцену. Крушение поезда. А я стою среди обломков. Рядом лежит на боку локомотив. Причем колеса еще вращаются, а из трубы со свистом вырывается пар. Я не мог пошевелиться, просто стоял и смотрел по сторонам. Везде лежали тела. Деловитые санитары сновали взад-вперед с носилками. Подъезжали все новые машины «Скорой помощи». На куче щебня лежала голова. Меня попросили отойти в сторону, и полицейский провел еще группу врачей к пострадавшим. Насколько я понял, поезд сошел с рельсов.

Я еще раз оглядел сцену крушения. Теперь я видел, что произошло. Локомотив налетел на посторонний предмет, который лежал на рельсах, и накренился, потащив за собой вагоны. Он еще какое-то время волок их за собой по покрытой гравием насыпи, потом перевернулся и остановился, а более легкие вагоны продолжали по инерции двигаться, сминая друг друга, калеча людскую плоть.

Нет, боже мой, нет!..

Я сел. Темнота прохладной ладонью поглаживала мое разгоряченное лицо. Рядом крепко спала Энн...

До сих пор не знаю, зачем я это сделал, но только я встал и потащился в кухню. Там я зажег свет, нашел карандаш, блокнот, уселся за стол и записал все детали моего сна скупыми, короткими фразами. Поезд сошел с рельсов. Протащил вагоны по насыпи. Перевернулся. Люди выпадали из окон. Мне потребовалось пять минут и полтора листа бумаги, чтобы изложить все детали. Затем я отложил карандаш и пошел спать. Меня почему-то не удивило, что этой ночью я не имел удовольствия видеть Элен Дрисколл. Но вместе с тем меня очень занимал вопрос, с чего это я вдруг решил среди ночи встать и заняться эпистолярным творчеством. Так и не найдя ответа, я уснул.

* * *

На следующее утро будильник зазвонил, как обычно, в шесть сорок. Я открыл глаза и сморщился. Голова болела так, что трудно было даже моргать. Все внутренности во мне переплелись, а в отдельных местах, по-моему, даже завязались узлами. Я пошевелился и жалобно застонал. Энн нажала на кнопку будильника и встревоженно подняла голову: